97 
– Чего ты там хихикаешь? А, ладно! Ты всегда на своей волне. А я? Ничего толком не получается у меня в этой жизни. Первый муж был и остался подонком. Второго, в связи с этим, не предвидится. Не предвиделось… Ну, неважно пока. На дочь я ору, а потом зацеловываю чуть ли не до смерти. Одно слово – истеричка. Сижу на маминой шее, и отчим холодильник мне затаривает. Он же отводит Юльку в детский садик. А он уже очень-очень старенький – намного старше мамы, а она уже давно не девочка. На него я тоже ору. Я – полное ничтожество. О-о-очень полное. Жирное. Девяносто три килограмма ничтожества! – плакалась на жизнь Наталья Ивановна, ассистент кафедры акушерства и гинекологии номер один медицинской академии имени… Впрочем, обойдёмся без громких имён. Наша незатейливая история о самых обычных людях, чьи ФИО не вписаны в учебники, профили не высечены в мраморе и мемориальные доски с датами не прикручены на фасады красивых домов. Возможно, где-то в архивах Вечности и есть папочки с тесёмочками, покрытые звёздной пылью, где хранятся бюрократически тщательно описанные этапы пути каждого из нас. К примеру: «Справка из небесной канцелярии о том, что Иванов Иван Иванович 12.08.1967 года сменил Тайну № 1 на Тайну № 2. Справка действительна на территории Вселенной в течение трёх столетий». Хранилище, набитое исками, предъявленными нам Совестью и оправдательными приговорами, вынесенными Судом Присяжных Обстоятельств. И, как в любых архивах, что-то теряется, сгорает, или же кто-то, облечённый властью или просто возможностью доступа, снимает с полки папку, чтобы понаделать из жизни Ивана Ивановича бумажных самолётиков и пустить их по ветру.
– Эй! У тебя сигарета истлела в пепельнице! – укоризненно посмотрела Наташка на подругу.
Женька чувствовала, что от неё ждут какой-то бабской банальщины, мол, что ты, что ты! – какое же ты ничтожество! Ты ведь всего лишь ничего не умеешь, кроме как писать статьи и пресс-релизы, и давным-давно пятьдесят четвёртого размера в слегка за тридцать, у тебя пять лет не было никакого мужика, кроме вибратора, перед тем как… Ах, ну да, это пока тайна. Тебя никто не любит, кроме мамы, отчима, Юльки и ещё, быть может, меня… Ну, то есть не любил. Да и сейчас не факт. Но зато ты – хорошая. «Нет, такой ерунды от меня Наташка точно не ждёт, хотя это и правда. Правда, по сути дела, такая ерунда, если разобраться. Никому она не нужна, эта правда. Ни в каком виде и не под каким соусом. Вот у меня есть муж. Ну, то есть был до того, как ничего не стало. А в наших бумажных архивах пока ещё муж. Вроде не подонок…»
– У тебя вот есть муж. Любит тебя. Ты красивая и стройная. У тебя действительно работа, хотя ты тоже дурацкий кандидат дурацких наук. Ты реально умеешь работать руками, а не только умные слова, надув щёки, произносить. Тебя все любят и хотят – кто в койку, а кто в родзал. Профессору и в голову не придёт приказывать тебе при всех на кафедральном подносить кофе чёрт знает кому и вытирать пыль…
Наташка не замечала Женькиной задумчивости. Ей, как обычно, надо было выговориться. Утренний кофе после «пятиминутки» был давно сложившейся традицией. Они обе проходили интернатуру в этой клинике, но Наташа по окончании осталась при кафедре, а Евгения потопала оформляться в сертифицированные специалисты. Кроме малоприятной беседы с главврачом и начмедом по акушерству и гинекологии и очередного медосмотра, это значило, что в её трудовой высокомерная молодящаяся старший инспектор отдела кадров написала: «Такого-то сякого-то уволена с должности врача-интерна», а следующей строчкой: «Такого-то эдакова зачислена на должность врача-ординатора обсервационного отделения родильного дома» – и переставила кондуит на другую полку. Холодно поджатые губы престарелой канцелярской крысы объяснялись просто: не так давно Женька вышла замуж за молодого, но уже весьма успешного хирурга, являвшегося, по иронии судьбы, сыном этой малоприятной дамы. До эпизода первого знакомства Евгения полагала, что у него мама – интеллигентный учитель в третьем поколении или что-то в этом роде. Но свекровь оказалась из разряда «сельской интеллигенции» со всей присущей «выбившимся в люди» гнусью, так хорошо описанной Шукшиным.
Когда-то окончив курсы бухгалтеров и впервые очутившись в большом городе с рублём и сорока пятью копейками в кармане, она в первый же день пролезла в форточку общаги техникума, где квартировал будущий отец Женькиного супруга. В связи с чем спустя ровно двадцать пять недель тот не смог на ней не жениться. Далее, как водится, «стерпелись, слюбились». Квартира, машина, норковая шуба и сын Миша. Ныне – хирург. Всё как у людей.
97 
