Особенно,... 
6 
Руки Фордайса не поднялись, чтобы привлечь ее к себе. Он сидел, напряженно выпрямившись, и глядел куда-то в сторону. Ровена недоуменно взглянула на него, потом обвела взглядом зал, почувствовав необычную тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров в очаге. Отец избегал ее взгляда. Ей даже показалось, что его нижняя губа дрожит. Ровена совсем растерялась.
Она проследила глазами направление его взгляда. Ее братья стояли, выстроившись с необычной для них строгостью. В середине ряда сиял нелепой улыбкой Ирвин.
В круг яркого света перед очагом вышел незнакомец, залитый теперь ярким светом огня. Ровена охнула. Ей вдруг показалось, что она смотрит вверх со дна глубокого колодца и там, наверху, стоит этот человек и не сводит с нее взгляда алчных черных глаз. Его взгляд пронзил ее первобытным страхом, приковывая к полу, как будто Ровена глядела в лицо самой смерти.
— Папа, — произнесла она, гладя холодную, дрожащую руку отца.
Он провел рукой по ее волосам, глядя куда-то в пространство за ее спиной.
— Ровена, я думаю, что тебе лучше подождать снаружи, пока мы не закончим наши дела.
— Ты ничего не говорил о дочери, Фордайс. — Незнакомец переводил взгляд то на отца, то на его дочь.
Рука отца обняла плечи Ровены, как будто прикрывая ее щитом. Издевательский смех незнакомца эхом прокатился по залу. Только Ровена могла слышать ругательства, которые пробормотал папа, осознавший, в какую он попал ловушку.
— Тебя интересуют мои сыновья, — прошипел папа, и на его виске начала биться крошечная вена.
— Но ты-то беспокоишься не о них. Это сразу видно.
Мужчина подошел, и Ровена поднялась, выпрямившись и упрямо задрав подбородок. О нет, она не хочет оставаться на коленях у ног странного незнакомца! Вся одежда этого странного человека была так же черна, как и его глаза. Ровена встретила его жгучий взгляд и подумала: «А не так ли черна и душа его?!»
Хотя, когда он подошел ближе, глаза его оказались вовсе не черными, а просто темными, с бархатно-карим оттенком. Их непроницаемая темная глубина не позволяла даже отдаленно постигнуть мысли незнакомца. Густые изогнутые брови придавали лицу выражение насмешливого удивления. Его черные волосы слегка вились. Массивность фигуры спасала его правильные черты от излишней красивости. Да и рост только подчеркивал общее впечатление мужественности. У Ровены мелькнула мысль, что, если бы не жестокое, даже безжалостное выражение лица, этот мужчина был бы по-настоящему красив.
Он протянул руку и приподнял прядь ее волос, как будто изумленный их яркостью. Нежный локон обвился вокруг его пальцев.
Ровена привычно скользнула рукой туда, где у нее всегда висели ножны, но прежде, чем она успела занести оружие для удара, запястье ее оказалось зажато и вывернуто с такой страшной силой, что нож выпал из руки и со звоном покатился по каменному полу. Она прикусила губу, чтобы не закричать от боли. Мужчина отпустил ее.
— В ней больше огня, чем во всех вас, вместе взятых. — Незнакомец шагнул обратно к очагу. — Я беру ее.
Зал взорвался яростными протестами. Папа глубже опустился в кресло, прикрыв глаза рукой.
— Вы не получите мою сестру! — взвился к потолку срывающийся голос Маленького Фредди.
Незнакомец усмехнулся:
— Не шуми зря. Она послужит у меня всего год. Ровена взглянула на отца. Губы его двигались, но он не произносил ни звука. Ее братья сыпали яростными угрозами, при этом смирно стоя на месте, словно приросли к полу. «Уж не лишились ли они все разума?» — подумалось Ровене. Но сверкающие глаза незнакомца не сулили ничего доброго. Казалось, в них светилась радость от того, что все ведут себя именно как он и предполагал. Он как будто подмигивал Ровене, устанавливая между ними особую, непристойную близость, отчего вся сцена становилась еще более ужасной. Страх парализовал ее. Ничего не понятно, но какие уж тут вопросы, когда язык прилип к гортани.
Жалобный голос папа был так тих, что его едва можно было услышать:
— Мы же говорили о сыновьях, разве не так? Громогласный ответ заставил всех замолчать:
— Нет, Фордайс. Мы говорили о детях. Я получал право на одного из твоих детей на год.
Ровена была близка к обмороку. Нет, это все просто сон, страшный сон, посетивший ее под утро. Скоро рассветет, и все кончится. То-то смеху будет, когда она станет рассказывать свои кошмары.
— Ты не можешь отобрать у человека единственную дочь, — произнес папа умоляюще. — Прояви ко мне хоть каплю милосердия.
6 
