26 
И тут мы с Рудольфом в четыре глаза увидели, как Лысый нервно зашаркал под столом ногами. Ясно было, что хотел сдержаться и не смог. Нервы не выдержали.
—Тебе не кажется, что этот мудак, — и толстый Рудик показывает на ноги Лысого, — во что-то сильно вмазан? Уж больно он дергается...
— М-гу, — говорю. — Еще как кажется!
А сам смотрю на ноги моего Водилы— дернутся они тоже или нет? Ноги как ноги. Полуботиночки такие стильные. Примерно сорок четвертого размера. Это я так на глаз определил. Потому что у Шуры Плоткина был сорок первый, а эти размера на три побольше. И стоят Водильские задние лапы ну совершенно спокойно! Не дергаются, не сучат, не перескакивают, как у Лысого, с места на место...
Вот под стол рука Водилы опустилась. Меня погладила, штанину задрала... Почесала ногу выше носка своими железобетонными ногтями... И снова меня погладила. И исчезла. А ноги как стояли спокойненько, так и продолжают стоять...
Рудольф тоже следит за ногами моего Водилы и так лениво, едва не засыпая, говорит мне:
— По-моему, Твой даже понятия не имеет, о чем идет разговор...
— Да нет, — говорю. — Понятие-то он имеет — знаешь сколько лет он Водилой работает? А вот то, что Он сам лично ни в чем таком не участвует— я готов всем святым для себя поклясться!
Причем с этой секунды я в невиновности своего Водилы был стопроцентно убежден. Он о кокаине в своей машине и не подозревает!..
— А что для тебя «святое»? — сквозь сытую дремоту поинтересовался Рудольф.
— Как бы тебе это объяснить... — Надо сказать, что я так не люблю об этом говорить, что даже не понимаю, как можно задавать такие бестактные вопросы! — Двух примеров достаточно?
— Вполне, — говорит толстый Рудик.
— Пожалуйста: чтоб мне век Моего Шуру Плоткина не увидеть и чтобы мне больше в жизни ни одной Кошки не трахнуть!!!
— Тоже мне— «святое»!.. — презрительно усмехнулся этот жирный кабан Рудик. — Не будет какого-то там Шуры, будет кто-то другой. Никакой разницы. Плевать на них на всех с верхней палубы. А насчет Кошек... Я вот уже около трех лет плаваю — ни одной Кошки, не видел. Да они мне уже и не нужны... Подумаешь, невидаль — Кошки!..
Боже мой! И это говорит Кот, имеющий доступ к таким харчам!
.. — Так ты, может быть вообще кастрат? — испугался я.
— Да нет... Пожалуйста. — Рудольф перевалился на спину и предъявил мне небольшие, но достаточно явственные признаки несомненного Котовства.
Это поразило меня еще больше. Вот такого я никогда ни в ком не мог понять! Я просто обалдел:
— И тебе никогда, никогда не хочется ЭТОГО?!
— Когда начинал плавать — чего-то в голову лезло, а теперь я даже об ЭТОМ и не думаю. Иногда что-то ЭТАКОЕ приснится, я глаза открою — съем кусочек вестфальской ветчины, или чуть-чуть страсбургского паштета, или севрюжки немного, попью сливочек и снова спокойно засыпаю.
— Господи!!! Рудольф! Как же это можно так?! Ни привязанностей, ни наслаждений!.. Да что же это за жизнь, Рудик?!
— Прекрасная жизнь, Мартын. И если ты этого не понимаешь, мне тебя очень и очень жаль.
А мне чего-то вдруг стало жаль его — толстого, ленивого, обожравшегося, пушистого Кота Рудольфа... И его Бармена, которому пятьдесят два, а сердце у него как у двадцатилетнего. Только он им — этим сердцем — совершенно не пользуется. Во всем себе и своему сердцу отказывает. Не то что Мой Шура Плоткин. Или вот Водила...
Тут как раз слышу, Водила говорит Лысому и Бармену:
— Все. По последней сигаретке на ход ноги и разбегаемся по койкам, да?
— Погодите, я вам только пепельницу сменю, — говорит Бармен. Унес пепельницу с окурками, принес чистую и с упреком заметил моему Водиле: — А ты все куришь и куришь! Ну зачем ты куришь?!
— Курить хочется, — незатейливо отвечает Водила.
— Ты не заметил, что вся «крутизна», вся «фирма», все сильно упакованные — уже никто не курит. Как я, например.
— Почему? — простодушно спросил Водила.
— А потому, что люди, которые живут хорошо, хотят прожить еще дольше, — назидательно проговорил Бармен и, слышу, тут же воскликнул изменившимся голосом: — Ё-моё!.. Это откуда же у тебя такая зажигалка?! Это же настоящий золотой «Картье»!.. Ей же цены нет!
— Ну, парень, ты даешь!.. — ахнул Лысый.
Я чуть не зашелся от гордости! Водила снова опустил руку под стол, гладит меня и говорит:
— Это мне сегодня мой Кыся откуда-то приволок. Я после той черненькой прибираюсь в машине, а Кыся мне в зубах эту зажигалку волокет... Видать, кто-то обронил. Завтра утром хочу через корабельную информацию по всему судну объявить — дескать, кто потерял такую-то и такую-то зажигалочку...
26 
