115 
— Правду, — кивнула Сладислава. — Помощь какая нужна?
Просто так спросила. Цена подаренного кубка много выше цены любого врачевателя.
— Девица нужна, — напрямик выдал Семирад. — Продай!
— И хотела б — не продала б. Лучинка не холопка. Вольно с нами живет.
— Тогда отдай ее мне наложницей! — быстро сказал Семирад. — Вено какое скажешь, такое и дам!
— Наложницей? — Сладислава холодно улыбнулась. — Девицу из нашего рода — наложницей? Ох, дорого это тебе встанет, боярин! Не разорился бы…
— Ты моих богатств не ведаешь, боярыня! — Семирад (теперь уже гость, а не недруг) надменно задрал бороду.
Сладислава не стала спорить.
— Лучинку сюда! — велела она.
Девушка появилась тотчас. Будто за дверью ждала. Поклонилась легко, улыбнулась светло:
— Госпожа моя?
— Гость у нас, — сказала Сладислава. — Боярин киевский Семирад.
Лучинка поклонилась и боярину. И ему улыбнулась. На нежном личике читалось: что теперь? Стол вроде накрыт. Может, вина принести из погреба? Или — дело какое?
— Меду ему подай!
Питье гостю подносить полагалось с поклоном и поцелуем. Если рады ему в доме.
Лучинка в голосе боярыни радости не услышала. А сам боярин Семирад ей ничуточки не мил. Так что обошлось без поцелуя, хоть боярин и надеялся…
— Боярин Семирад сватает тебя, — сообщила Сладислава, когда гость испил меду и отер усы. — Младшей женой взять хочет.
Боярин дернулся было возразить, но, повинуясь строгому взгляду хозяйки, смолчал.
— Что скажешь, девица?
Улыбка исчезла, губки задрожали, глаза — как у преданного ребенка… Но — взяла себя в руки, наклонила головку…
— Я в твоей воле, госпожа.
— Боярин Семирад в Киеве — муж не последний, — поведала Сладислава. — Собою видный (Семирад приосанился), богат по-княжьи. А к тебе, думаю, будет и щедр, и ласков. Верно, боярин?
— С серебра есть будешь, молоком умываться, — пообещал Семирад, чуть не облизываясь.
Признаться, не ожидал он, что девка окажется так хороша. Ишь, как смутилась. Видать, и впрямь девица. Выходит, врали про нее, что с хозяйским сыном спит. Младшей женой — так младшей женой. Семирад — христианин. Жена у него одна. Остальные по закону — наложницы. Как ни назови.
— Пойдешь? — спросила Сладислава.
— Как велишь, госпожа. — Лучинка еще больше потупилась.
— В глаза мне смотри! — жестко, как никогда не разговаривала с Лучинкой, велела бояриня.
Лучинка подняла голову. Ей вдруг стало всё понятно. Не хочет боярыня, чтоб Лучинка с ее сыном… А тут и боярин подвернулся. Такой муж — да безродной девке-приживалке. Другая бы за великое счастье…
Холодные глаза у боярыни. Строгие. Умные. С такой, как Сладислава, не поспоришь.
— Хочешь за боярина Семирада?
Лучинка собрала волю в кулак. Задышала ровно, как мать когда-то учила дышать, когда к Мокоши взываешь…
Только в этом доме Мокошь не в чести. Нет ее здесь. Не услышит.
Однако Лучинка уже справилась и сама. Выпрямилась, вытянулась, будто березка на обрыве, щеки вспыхнули, глаза засияли (Семирад, глядя, слюну сглотнул: нет, до чего ж хороша!), глянула в глаза боярыни гордо, без страха (она ведь не холопка, ряда с боярыней не писала, свободная; выгонит так выгонит…), выдержала — волей против воли:
— Нет, госпожа. Не хочу. И не пойду.
— Да что ты такое говоришь, девка? — Семирад даже не возмутился — изумился. Отказать ему? Какая-то…
Боярыня быстро вскинула руку: молчи! И Семирад оборвал на полуслове. Все же он — не какой-нибудь гридь безмозглый. Обидное слово выскочит — не воротишь. Девка услышит — плевать. А вот если жену боярина Серегея обидеть — беды не оберешься. Только-только прежние обиды простила… Семирад прикусил язык. Знающим людям ведомо, как много боярыня в делах мужа весит.
Воевода Серегей, он нравом крут, но обиду копить не станет. Что не по нему — сразу за меч. А коли сразу не покарал, значит, обошлось. Другое дело — боярыня Сладислава, женщина. Эта не простит никогда.
Семираду вспомнилась покойница, княгиня Ольга. Женщина в силе, она не просто мстительна, она в мести — страшна. Не дай Бог…
— Не пойдешь, значит?
— Не пойду! — Лучинка еще выше задрала круглый подбородок. Решилась — не отступит.
— Выйди, — сухо бросила Сладислава. — Мы с тобой после поговорим.
Лучинка вышла. Вернее сказать, удалилась. Гордо, как княжна.
115 
