Особенно,... 
116 
— Что ж, боярин, извиняй, — спокойно, даже безразлично, произнесла боярыня. — Не хочет — неволить не буду.
— Да я и… — начал Семирад.
— О тебе же и забочусь, — перебила Сладислава. — Скрывать не буду: девушке сын мой младший люб. А она — не простая девка, а лекарка-травница, причем хорошая. Ведомо тебе?
Семирад кивнул. Ему повод был нужен, чтоб с родом Серегеевым помириться. Но купец — всегда купец. Всюду выгоду ищет. Лекарка в большом хозяйстве нужна. И дешевле ее сразу купить, чем при каждой нужде кошель развязывать.
— А коли ведомо, так знаешь, что силком такую брать нельзя. А то как бы худого не вышло. Травки — они ведь такие. Иная вылечит, а иная… Грех брать не хочу.
— Пустое, боярыня, — махнул рукой Семирад. Он не испугался. Трусливые удачливыми купцами не бывают. — И не таких кобылок взнуздывали.
— Плохо слушаешь меня, — заметила Сладислава. — Змею взнуздать не пробовал?
— Ну коли зубы ядовитые вырвать…
— Ты, боярин, не из лачуги рабской, а из моего дома девку взять хотел! — вновь перебила боярыня. — Закон забыл?
— Так она ж не вашего рода! — удивился Семирад. — Челядинка.
— Она — свободная, — напомнила Сладислава. — А что в доме моем живет, так у нас многие живут. Вот дружинники мужнины тоже у нас живут. И очень даже с Лучинкой дружны. Сестрой почитают. Дальше говорить?
— Не надо.
Семирад всё понял. И понял правильно. И что будет, если, скажем, силком девушку умыкнуть, — тоже понял. Тут уж простым веном не обойдешься, полюбовно не договоришься. Закон же таков: кто свободную женщину силком взял, тому либо серебром откупиться, либо кровью. Вон знающие люди говорили: умыкнул боярин Блуд вдову Ярополкову… И со двора его в терем княжий серебро да злато пудами возили. И это притом, что вдову у него Владимир всё равно себе забрал.
— Ну коли так, — сказал примиренно Семирад, — то и забудем. Обиды за отказ я не держу.
«Еще б ты обиду держал!» — подумала Сладислава. Но вслух сказала другое:
— Слыхала я: в Палатине рыбьим зубом интересуются. Могу предложить пудов сто. Поспособствуешь? Доставка твоя, прибыль пополам…
Когда обходительный боярин ушел, Сладислава вновь кликнула к себе Лучинку.
Оглядела внимательно, строго, потом спросила, не лукавя:
— Хочешь за Богуслава?
Лучинка молчала. Глаза — в пол. Только щеки заалели.
— Знаю, что хочешь, — негромко произнесла боярыня. — Но есть тому препятствие…
Повисла тишина.
Лучинка не выдержала первой.
— Да что ж я, не понимаю? — пробормотала она. — Кто он, а кто я… Сыну вашему княжна надобна. С приданым, чтоб в шелках ходила, а не в этом… — Лучинка тронула льняной подол сарафана. — Славушка меня от смерти спас, от участи лютой оборонил! — Подняла голову, глянула прямо: — Я ему хоть как служить готова. Хоть на ложе, хоть одежу стирать-прибирать! Лишь бы он сам… — Лучинка осеклась.
— Любишь его? — спросила Сладислава.
— Люблю, госпожа.
— Сильно ли любишь? Умереть за него готова?
— Ой! — Лучинка прижала руки к груди: — Какая беда с ним?
— Я тебя спросила!
— Умру, госпожа! — твердо ответила Лучинка. — Только вели!
— Хорошо, — кивнула Сладислава. Вытянула руку, поманила, звякнув золотом на запястье: — Подойди, дитя. Сядь сюда, — указала на скамеечку у своих ног. Потом взяла Лучинку за подбородок тонкими твердыми пальцами, заглянула в глаза:
— Богуслав — воин, — произнесла она негромко. — Судьба его — по Кромке ходить. Оступится — и нет его. Понимаешь это?
Лучинка качнула ресницами: понимаю.
— Богуслав — хороший воин. Очень хороший. Его убить непросто.
— Я знаю, — шепнула Лучинка. — Я видела.
— Но от случайной стрелы, от сулицы в спину, от злого удара, а паче того — от множества ворогов никакое умение не убережет, — продолжала Сладислава. — Только Бог от такой беды уберечь может… И верная, истинная любовь. Твоя любовь, Лучинка! Забудешь о нем хоть на малое время — и не вернется.
— Я не забываю, — прошептала Лучинка. — О нем только Мокошь и прошу… — осеклась испуганно, вспомнив, с кем говорит.
Ногти боярыни больно впились в Лучинкину кожу.
— Шелка — пустое, — произнесла Сладислава ледяным голосом. — И княжна — пустое. Княжен на земле словенской много. Княжна у сына моего Богуслава уже была. Едва бедой не обернулось! Хватит!
116 
