Особенно,... 
18 
— Не насмехайся, княже, — мрачно произнес Путята.- Ты обещал защищать и славить наших богов. Если ты слову своему не верен, кто будет верен тебе самому?
Это были злые слова, но Владимир, вопреки ожиданиям Добрыни, не осерчал. Ответил спокойно:
— Ты неправ, Путята. Богов я чту. Капища строю, дары приношу щедрые. Но и от богов я тоже помощи жду. Так по справедливости. А те боги, а паче того — слуги их, что вместо поддержки станут разор руси моей нести на снисхождение княжье пусть даже не надеются. А теперь иди от меня, Путята, и постарайся, чтоб новый сварг услышал эти слова.
Когда обиженный, но приструненный Путята покинуд светлицу, Владимир сказал удовлетворенно:
— Пусть знают! Как я — старший над всеми на своей земле, так бог мой Перун — старший над всеми богами!
— Неужели ты сам велел унизить этого жреца? — удивился Сигурд.
Владимир отрицательно покачал головой.
— Это хорошо, — одобрил нурман. — Не дело это для смертного — богов сердить. Даже слабый бог сильнее самого сильного человека.
— Это у вас так, — подал голос Добрыня. — А у нас богов много. Иных и наказать можно, если требуется. Сам подумай: кабы не мы, кто бы тогда им губы кровью мазал?
Глава седьмая
Дорога от Смоленска на Полоцк
ПРАВО И СИЛА
Впереди, пробившись сквозь волглую морось, мелькнул желтый огонек.
— Ну слава Богу! — воскликнул Славка. — Я ж говорил тебе, Антифка: до ночи доберемся. Переночуем в тепле, горячего поедим!
— Так ночь уже, — проворчал Антиф, но с явным облегчением.
Ночевать под мокрым кустом и ему не улыбалось.
Лошади, почуяв близость жилья, тоже оживились. Бодрее зачавкали копытами по раскисшей дороге.
Вскоре всадники подъехали к невысокому (не от воров, от лихих людей) частоколу, прохлюпали немного вдоль черной стены (дорога здесь изгибалась петлей) и оказались у ворот.
Славка забарабанил по ним древком копья.
— Кого леший привел? — спустя некоторое время сипло поинтересовались с той стороны.
— Я те дам — леший! — рявкнул Славка. — А ну открывай, пока я не осерчал!
Всхлипнул засов, створка ворот со скрипом отодвинулась, и всадники въехали внутрь.
За частоколом обнаружился обширный двор, длинный дом в два этажа с башенкой и еще с пяток строений, тесно прижавшихся друг к другу. Зимы здесь — не то что в Киеве. Тепло приходится беречь. Смерды победнее и вовсе со свиньями под одной крышей обитали.
Закрытые слюдой окошки тускло светились. Особенно ярко — то, что на башенке. Его свет и заметил Славка с дороги.
Дворовые кобели с яростным лаем кинулись к всадникам. Славкин Ворон, шедший в поводу, хватанул одного за шкирку, а другому наподдал копытом. Псы брехать не перестали, но уже — с почтительных пяти шагов.
Из конюшни раздалось ответное ржание. Гостей на постоялом дворе нынче хватало.
Во дворе стоял десяток возов.
— Как бы нам на полу ночевать не пришлось, — заметил Антиф, спешиваясь и снимая с коня переметные сумы.
— Кому? Нам? Не смеши меня! Эй, хозяин, встречай! — рыкнул он и спрыгнул прямо на крыльцо.
Дверь распахнулась.
Жалобный девичий взвизг приветствовал путников.
Славка потянулся было к сабле (вдруг — тати?), но сразу уронил руку. Опасности не было. Внутри было чадно и светло. Горели факелы и огонь в большом очаге. Вкусный запах жареного мяса и свежего хлеба смешивался с привычным духом мокрой кожи и конского пота.
За четырьмя длинными столами выпивали и закусывали человек тридцать. Большинство, судя по одежде, купцы и их челядь. Эти сидели тесно. А вот за ближайшим к очагу столом просторно расположились четверо воев, судя по зброе — не из последних.
Один из них сграбастал местную девку, усадил на колени и развлекался: одной рукой мял девкину грудь, другой шарил под подолом. Эта-то девка и визжала. Обычное, в общем, дело для холопки-подавальщицы. Такие редко отказывают воинам. Для того их и держат, чтоб знатных гостей услаждать.
— Коней расседлать, обтереть, накормить овсом, кладь — сюда принести, — велел Славка угодливо склонившемуся (разглядел-таки смерд под мокрым плащом дорогую бронь) хозяину, а сам двинулся к тому столу, где расположились воины.
Скинув плащ, Славка уселся на скамью, снял шлем, поставил его перед собой на стол, стянул вязаный сухой подшлемник, откинул назад варяжскую косицу, пригладил отросшую щетинку на голове…
18 
