37 
Откровенно говоря, в этот момент доверчивые птицы мало интересовали Андре. Он задал свой вопрос машинально, чтобы не прекращать едва завязавшуюся беседу. В душе он был страшно разочарован. Весь его план рушился. Ведь Андре был почти уверен, что разговаривает с Саоной.
Монахиня ответила:
— Птицы знают, что… я их люблю. И потом — я ведь их кормлю. Разумеется, в этих местах от голода не пропадешь. Но они очень ленивые создания и с удовольствием принимают мое угощение.
— Знаете, это удивительное по красоте зрелище. Как жаль, что в отличие от вашей подруги я не художник. Я обязательно написал бы картину и назвал бы ее «Святая Девоте кормит птиц».
Монахиня улыбнулась, отчего сделалась еще прекраснее.
— Что вы, что вы, — смущенно пробормотала она. — Я никакая не святая. Наша настоятельница была бы поражена, если бы кто-то из сестер вдруг объявил себя святой.
— Ну ладно, тогда я назвал бы вас повелительницей птиц. А ведь я знаю вашу настоятельницу, — заметил Андре. — Мы разговаривали с ней вчера. И она сказала мне, что сестры нашли здесь безопасный приют, после того как им пришлось покинуть северные провинции.
Лицо монахини приняло странное выражение. Андре не знал, какие воспоминания проплывают перед ее мысленным взором. Ясно было одно: на душе у нее было печально.
Совладав с охватившим ее волнением, монахиня медленно сказала:
— Вы так и не объяснили, чем же я могу вам помочь.
— А вы готовы это сделать? — быстро спросил Андре.
— Пока не знаю. Это зависит от того, что вам нужно. Андре показалось, что монахиня вновь испугалась. Он встал и медленно, торжественно произнес:
— Позвольте мне дать вам обещание перед алтарем. Клянусь, что я не сделаю ничего, что огорчит вас или причинит вред вам или сестрам.
Помолчав, монахиня сказала:
— Я хотела бы вам поверить… Но мне кажется неудобным разговаривать здесь с вами наедине.
— Ну какое это имеет значение? — возразил Андре. — Через несколько минут сюда вернется другая сестра. Так что вам нечего смущаться. В том, чтобы разговаривать наедине с мужчиной в церковных стенах, нет ничего неприличного.
Про себя он добавил: «Кто лучше, чем бог, присмотрит за нашим поведением?»
Однако, чтобы не смутить девушку еще больше, он не решился произнести эту фразу вслух.
— Я приехал в родовое гнездо де Вилларе, так как имею основания предполагать, что граф спрятал здесь часть своего имущества, которое теперь по праву наследования принадлежит мне.
— Но дом — пуст, — возразила монахиня. — Они унесли все после того… — Ее голос пресекся. — После того, как они убили всех де Вилларе, — одним духом, в явном волнении закончила фразу монахиня.
Андре показалось, будто ее чувства находятся в таком смятении потому, что эти события как-то связаны с ее собственной судьбой.
Впрочем, судя по тому, как девушка разговаривала с птичками, у нее была нежная, отзывчивая душа. Возможно, упоминание о человеческой смерти и насилии всегда вызывало у нее душевный трепет.
Словно прочитав его мысли, монахиня продолжала:
— Я знаю все это по чужим рассказам. А мы, то есть все сестры, бежали в лес. Но до нас доносились крики истязаемых, шум борьбы. Это было страшно… Ужасно…
Лицо девушки побледнело. Она была во власти кошмарных воспоминаний.
Андре содрогнулся, представив себе, что она пережила, готовясь к смерти. Еще неизвестно, где она тогда находилась, действительно ли с монахинями в лесу или все-таки с семьей де Вилларе.
Андре почему-то надеялся, что девушка, даже если она не Саона, может знать больше, чем говорит.
— Но когда все это происходило, вы были маленькой девочкой, — заметил Андре специально, чтобы посмотреть, как монахиня отнесется к его словам. — Как же вы могли оказаться в монастыре в таком нежном возрасте?
— Да, мне было тогда восемь лет, — кивнула сестра Девоте. — Меня оставили на попечение матери-настоятельницы. Видите ли, мои мама и папа… В общем, их тогда уже не было в живых.
— И вас привезли сюда с Севера? — уточнил Андре.
— Мои родители оттуда, — туманно ответила монахиня. Андре лихорадочно размышлял, как вести себя дальше. Все слова сестры Девоте можно было истолковать по-разному. Нет, она не лгала, но, как ему казалось, что-то недоговаривала. Ему хотелось напрямик спросить девушку, она ли была приемной дочерью Филиппа де Вилларе. Но сестра Девоте могла замкнуться или просто уйти, и тогда узнать правду стало бы еще труднее.
37 
