38 
Сбил беззащитную леди с ног! Бросился на неё, как ненормальный! Господи! Кристофер чувствовал себя потерянным, слегка помешанным. Возможно, он даже ушиб её.
Следовало бы помочь леди встать и принести ей искренние извинения. Вместо этого кончики его пальцев легли на её шею, лаская пульсирующую жилку. Боже, что он делает?
Прошло много времени с тех пор, как его обнимала женщина. Это было так приятно, что Кристофер никак не мог заставить себя освободить её. Мягкое тело баюкало женской силой, тонкие нежные пальчики продолжали поглаживать его по затылку. Ему никогда не приходилось видеть таких голубых глаз — прозрачных и тёмных, как бристольское стекло[26].
Кристофер старательно вспоминал причины, почему не следовало хотеть эту женщину. Он даже попытался вызвать образ Пруденс, но не преуспел. Закрыв глаза, он ощутил на своем подбородке дыхание Беатрис. Он чувствовал её всем телом: её запах проник в нос и горло, тепло просачивалось сквозь кожу.
Казалось, за все долгие месяцы и годы желание копилось для этой секунды, для этого прижатого им стройного тела. Он боялся того, что мог бы сделать с нею. Нужно было откатиться подальше, чтобы между ними появилось расстояние, но всё, что он мог, это продолжать накапливать ощущения соблазнительно поднимающейся и опадающей груди, разведённых ног под тяжелыми юбками. Поглаживания её пальцев по шее одновременно вызывали приятную прохладу и заставляли гореть жаркой потребностью его плоть.
Он с отчаянием нащупал нежные руки и прижал над её головой.
Стало лучше.
И хуже.
Её взгляд бросал вызов, приглашал к ещё большей близости. Кристофер чувствовал силу и жар её желания, и всё в нём отвечало на этот призыв. Как зачарованный, он следил за расползающимся по атласной коже румянцем и хотел бы последовать за ним пальцами и губами.
Но вместо этого он встряхнул головой, чтобы прояснить мысли.
— Простите, — сказал он с глубоким вздохом. — Простите, ради бога, — повторил он. Из горла рвался невесёлый смех. — Мне все время приходится перед вами извиняться.
Она расслабила руки.
— Это не ваша вина.
Кристофер не мог понять, как, дьявол, ей удавалось оставаться такой невозмутимой. Кроме румянца на щеках, ничто не указывало на её смущение. Появилось раздражающее чувство, что им умело манипулируют.
— Я толкнул вас на пол.
— Не специально.
Попытки девушки успокоить Кристофера вызвали обратное действие.
— Причины не имеют значения, когда на вас падает некто вдвое тяжелее.
— Причины всегда имеют значение, — не согласилась Беатрис. — Кроме того, я привыкла, что меня сбивают с ног.
— И часто с вами это случается? — язвительно уточнил он, освобождая её руки.
— Да, часто. Собаки, дети… все на меня прыгают.
Это Кристофер мог понять. Прыгнуть на неё оказалось самым приятным из того, что он делал за многие годы.
— Не будучи ни ребёнком, ни собакой, у меня нет оправдания.
— Служанка уронила поднос. Ваши действия вполне объяснимы.
— В самом деле? — скатываясь с неё, с горечью спросил Кристофер. — Будь я проклят, если понимаю.
— Конечно, объяснимы, — продолжила Беатрис, поднимаясь с пола. — Долгое время вы учились падать ради спасения жизни при каждом выстреле и взрыве снаряда. Возвращение домой не означает, что вы легко забудете о многолетних привычках.
Кристофер не мог не задуматься над тем, смогла бы Пруденс так же быстро его простить и повести себя с подобным самообладанием.
Когда Кристофер осознал новое направление мыслей, его лицо помрачнело. Имеет ли он право отправиться к Пруденс, если ведёт себя настолько непредсказуемо? Не опасно ли это для неё? Сначала надо бы взять себя в руки. Но как? Привычки глубоко укоренились, и ответные действия были слишком стремительными.
Пока Кристофер молчал, Беатрис подошла к Альберту и наклонилась, чтобы погладить. Собака перевернулась на спину, подставляя живот. Мужчина поправил одежду и сунул руки в карманы брюк.
— Вы не пересмотрели свое решение насчёт того, чтобы отдать мне Альберта? — спросила Беатрис.
— Нет, — резко ответил Кристофер.
— Нет? — повторила она, как будто отказ был немыслимым делом.
— Не стоит о нём беспокоиться. Я дал особые распоряжения слугам. О псе хорошо позаботятся, — хмуро заверил он.
— Уверена, вы в это верите. — Лицо Беатрис напряглось от негодования.
38 
