Особенно,... 
42 
Джослин выбрала шелковое платье сливового цвета с фижмами более светлого оттенка, и была чудо как хороша. Ее окружила небольшая группа поклонников, в которую входили виконт Уэллсли и несколько его приятелей, в том числе потрясающе красивый мужчина по имени Джонатан Сэвидж.
Маменька предупредила Джослин, что темноволосый, очень смуглый и чуть пугающий Сэвидж не относится к представителям высшей аристократии. В обычное время Джослин не проявила бы никакого интереса к такому человеку, но тем не менее этот мужчина ее заинтриговал.
Краем глаза Джослин заметила еще одну группу мужчин, увлеченных каким-то разговором. Один из них выделялся среди остальных — это был Кристофер Баркли. Нельзя было не восхищаться его уверенными движениями, красивым голосом и глазами… Джослин чуть не задохнулась, когда заметила, что он наблюдает за ней, так же как она — за ним.
Почему-то ее сердце забилось быстрее. Она не смогла отвести взгляда, а когда на его губах мелькнула понимающая улыбка, щеки Джослин залил яркий румянец.
Этот самодовольный взгляд вызвал в ней острое возмущение. Как он смеет смотреть на нее вот так! Словно у него есть на нее какие-то права — и всего лишь из-за того, что он ее поцеловал! Он адвокат-барристер, который только пытается создать себе имя, и определенно не из тех, кто бы мог ее заинтересовать!
Джослин решительно перевела взгляд на окружавших ее мужчин и так улыбнулась Сэвиджу, что тот вынужден был пригласить ее на танец. Под звуки вальса он закружил ее по залу, и Джослин сразу же убедилась, что он великолепно танцует. Она ослепительно улыбнулась своему кавалеру, когда они оказались рядом с Кристофером Баркли, и с удовлетворением отметила, что у того погасла столь досадившая ей самоуверенная улыбка.
Баркли мрачно нахмурился, и Джослин мысленно похвалила себя. «Так ему и надо!» — подумала она. Этого мужчину нельзя считать равным ей. Как только она станет герцогиней, то будет делать вид, что вообще с ним незнакома.
Джослин отдалась танцам, сменив десяток кавалеров. При этом она каждый раз бросала на Кристофера торжествующий взгляд, от чего, похоже, его ровные зубы сжимались все плотнее.
Потом эта игра начала надоедать Джослин, и она сказала маменьке, что пойдет в дамскую комнату, а сама свернула в пустой салон дальше по коридору и выскользнула на террасу, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Стараясь не выходить из тени и оставаться вне поля зрения тех, кто находился в бальном зале, она прошла к балюстраде и стала смотреть на парк. Она наслаждалась пением сверчков и освежающим ночным ветерком, когда ей на талию легли чьи-то руки и прямо за спиной она ощутила сильное мужское тело. Протестующий вскрик, вырвавшийся из ее горла, замер, как только к ее ключице прикоснулись теплые губы.
— Так тебе нравится танцевать, да?
Мужской аромат Кристофера кружил ей голову. Сильное тело держало ее в плену, прижимая к балюстраде. Ей следовало бы возмутиться такой вольностью, таким невероятным нахальством — следовало повернуться и дать ему пощечину, а она беспомощно замерла, позволяя ему целовать ее шею.
— Я по тебе скучал, — тихо проговорил Кристофер, поворачивая Джослин лицом к себе и заключая в объятия. — Я сотни раз вспоминал наш поцелуй.
А потом он приник к ее губам и начал целовать — и она могла только приникнуть к нему и обвить руками его шею.
У Джослин вырвался тихий стон. Желание затопило ее. Если бы Кристофер не держал ее, она, наверное, не устояла бы на ногах.
— Похоже, тебе тоже нравится целоваться, — проговорил он. — Ничего удивительного. Ты такая страстная женщина!
Джослин снова застонала.
— Ты прекрасная и горячая, — сказал он, снова впиваясь ей в губы. Этот поцелуй продлился так долго, что у нее даже начала кружиться голова. — А еще ты избалованная и эгоистичная. Такую женщину мужчине надо крепко держать в руках.
Затуманенный разум Джослин прояснился в достаточной мере, чтобы она поняла: ее оскорбляют.
— Как ты смеешь говорить такое! Мне следовало бы дать тебе пощечину за нахальство!
Кристофер тихо рассмеялся:
— Но ты этого не сделаешь, так ведь? Потому что не уверена, что я не отвечу такой же пощечиной.
Боже! Это была правда. Кристофер Баркли был совершенно непредсказуем: вспыльчивый и в то же время прекрасно владеющий собой.
Он наклонил голову и снова ее поцеловал, на этот раз нежно, смягчая свои слова.
42 
