Предавшись воспоминаниям, Шона словно вернулась в те счастливые времена, глаза ее заблестели. Но за счастьем последовала тоска: вернуть эти дни было невозможно.
Маркиз наблюдал за ней со сдержанным любопытством, размышляя о том, каким же незаурядным человеком должен был быть ее муж, чтобы она так долго хранила верность его памяти.
Шона вновь приняла обычный строгий вид, но он не мог забыть того мгновения, когда ее роскошные волосы каскадом ниспадали ей на плечи. Пенсне тогда тоже не было, и ничто не скрывало юности и красоты ее лица. И все-таки Шона воспользовалась первой же возможностью снова скрыть свою привлекательность. Она словно говорила всему миру: «Я больше не женщина, мне безразлично мужское внимание, потому что моя любовь мертва».
Это он отлично понимал. Его любовь тоже была мертва.
Но, вопреки всему, внутренний голос подсказывал маркизу, что она слишком молода, чтобы всю жизнь оставаться безутешной вдовой.
Затем он вспомнил тот день, когда осознал, что отныне его жизнь будет лишена любви, тепла и надежды.
С того дня прошло ровно двенадцать лет, четыре месяца, две недели и три дня.
В тот день его жизнь, по сути, закончилась, и он понимал теперешние чувства Шоны.
Стюард подошел объявить, что обед подан, и маркиз проводил леди в столовую.
Интерьер корабельной столовой был не менее изысканным, чем в лучших домах на суше. Появились и официанты с вином.
Эффи округлившимися от восхищения глазами наблюдала за сервировкой стола, за которым она едва ли оказалась бы в своей обычной жизни. В то же время она была как на иголках, боясь допустить какой-либо промах.
Чтобы выручить подругу, Шона взяла на себя светскую беседу: она без умолку говорила о готовящейся книге маркиза, стараясь вовлечь в разговор самого автора.
Эффи наконец собралась с силами, чтобы задать вопрос хозяину яхты:
— А вы раньше писали книги? — вежливо спросила она.
— Я писал статьи об охоте и стрельбе, — ответил он. — Статьи эти я не подписывал, но несколько человек их похвалили, что внушило мне веру в себя. В конце концов я решил написать книгу о своих путешествиях и представить места, где мне посчастливилось побывать, в новом свете. А вам нравится путешествовать, мисс Джейкс?
— О да, очень нравится, — не моргнув глазом ответила Эффи. В качестве камеристки Шоны она действительно не раз сопровождала свою госпожу в ее поездках с отцом.
— А где вы бывали?
Ощущая некий подвох, Шона молниеносно вмешалась:
— Мы с Эффи дружим уже достаточно долго. Она часто ездила вместе со мной.
— И вместе с вашим супругом, полагаю?
Эффи занервничала, почувствовав, что земля в любую минуту может разверзнуться у нее под ногами.
И тут случилось нечто, мигом прогнавшее все прочие мысли.
Откуда-то из глубины корабля донесся крик. Затем — еще один, но голос принадлежал уже другому человеку.
Раздался громкий топот множества ног, потом чей-то вопль, больше напоминающий рев зверя.
— Отпустите меня.
Маркиз встал, лицо его залила краска гнева.
— Не верю своим ушам, — медленно проговорил он. — Это просто невозможно...
В следующий момент дверь распахнулась и все присутствующие увидели, что капитан сражается с каким-то молодым мужчиной.
— Безбилетный пассажир, милорд, — сказал он, пытаясь отдышаться. — Только что поймал его...
— Убери руки от моего воротника! — взвыл безбилетник, отбиваясь от капитана.
— Отпустите его, — раздраженно приказал маркиз.
— Но ведь он может оказаться опасным, — пропыхтел капитан.
— Он действительно опасен, — рявкнул маркиз. — Но, к сожалению, он также приходится мне родственником. Будь ты проклят, Лайонел! Что ты тут делаешь?
Маркиз неузнаваемо переменился: голос его стал грубым, лицо исказилось. Из благовоспитанного джентльмена он мгновенно превратился в человека, которого обуяла ярость. Ничто иное — и в этом Шона была совершенно уверена — не заставило бы его выругаться в присутствии дам.
Достопочтенный Лайонел Хилтон сумел наконец вырваться из цепкой хватки капитана и выпрямиться. Схватка изрядно его потрепала, но не умерила пыл.
— Я попросту запрыгнул на борт, — признался Лайонел, стараясь говорить как можно беспечнее. — Я подумал, что могу здесь пригодиться.
— Ничего подобного, — взревел маркиз. — Я достаточно ясно дал тебе понять, что не хочу тебя видеть во время этого путешествия, и мнения своего я не изменил! Ты не смеешь меня ослушаться, и если рассчитывал убедить меня подобным способом, то ты вообще ничего обо мне не знаешь!