Внезапно он замер у самой двери, и Шона поспешно удалилась. Не хватало еще, чтобы он обнаружил ее у порога собственной каюты!
Ни одна живая душа не видела, как она на цыпочках прокралась по коридору и поднялась на палубу. Девушка знала, что где-то неподалеку должны нести ночную вахту члены экипажа, однако никто не попался ей на глаза, и она смогла в полной мере насладиться безмятежной прелестью рассвета.
Безмолвный Кале простирался перед ней. Она представила себе этот город через несколько часов — каким же он станет тогда шумным и суетливым! Даже сейчас она могла различить одну или две фигуры в полумраке.
Шона довольно долго простояла у ограждения, размышляя о том, какую невероятную игру она затеяла. Очень странно, думала она, что все сложилось именно таким образом и ей встретился такой мужчина, как маркиз.
Разумеется, он вовсе не походил на монстра, порожденного воспаленной фантазией Эффи, но отличался и от прочих мужчин, которых Шоне доводилось встречать. Маркиз был со всех сторон окружен тайной. Когда же он смотрел на нее, она заметила одну парадоксальную особенность его взгляда: порою эти глаза доверительно к ней взывали, словно давая понять, что есть вещи, о которых маркиз может говорить только с ней. Однако в следующий миг его глаза уже отстраняли ее, и маркиз начинал говорить резко, тем самым запрещая приближаться к себе.
Так что же, задумалась Шона, отражало его подлинные чувства? И почему ее вдруг стали волновать чувства этого человека?
Она не была готова к ответу на свой вопрос.
Свет становился все ярче. Шона вдруг поняла, что провела на палубе уже около часа. Пора было возвращаться.
Она осторожно спустилась по лестнице. Приблизившись к каюте маркиза, замедлила шаг и вновь услышала знакомые звуки.
Маркиз по-прежнему расхаживал по комнате, точно так же, как и час назад.
«Как давно он не может обрести покой, — подумала Шона, — как долго мечется, точно зверь в клетке, пытаясь уйти от своей муки, которая всякий раз оказывается быстрее, ибо нет выхода из заточения!»
Ах, если бы можно было просто постучать к нему в дверь, войти и расспросить о причинах столь ужасающего несчастья...
Но она знала, что это невозможно. Даже безмолвное ее присутствие было бы нежеланным вмешательством в его тайную жизнь, а она сама стала бы для него незваной гостьей.
И Шона тихо ушла к себе.
Подали довольно легкий завтрак. Лайонел уже занялся делом под бдительным присмотром капитана. Согласно суровым инструкциям, сходить с корабля ему строго запрещалось.
— Боюсь, сегодня утром вам придется остаться одной, — сказал маркиз Эффи. — Нам с моей секретаршей нужно поработать.
— Конечно, мне как раз надо заняться шитьем, — мигом ответила Эффи.
«Теперь осталось только решить проблему с паспортами», — тревожно подумала Шона.
Встретив маркиза на палубе, она спросила самым непринужденным тоном:
— Не хотите ли дать мне свой паспорт, милорд, чтобы ваша секретарша взяла на себя беседу с таможней? Все-таки ее французский несколько лучше вашего.
— Ее французский гораздо лучше моего, — ухмыльнулся он, протягивая девушке документы.
Однако, сойдя с трапа, она вдруг потеряла равновесие и упала на пол. Оба паспорта выпали на плиточное покрытие, и только молниеносная реакция маркиза спасла их от падения в воду.
— Прошу прошения, — сказал он, помогая ей встать. — Несомненно, было бы куда галантнее с моей стороны сначала подхватить вас...
— Галантнее, безусловно, но и последствия были бы куда серьезнее, — ответила Шона с горьким смешком. — Мы не можем себе позволить остаться без паспортов.
Потерев ушибленные колени, она добавила:
— Почему я такая неуклюжая...
— Возможно, вы просто не видели, куда ступаете, — предположил маркиз, осторожно снимая ее пенсне. — Вот. Так ведь лучше?
— Ну, я...
— Признайте же: в пенсне вы видите хуже. Это просто элемент «театрального реквизита», призванный убедить меня, что вы намного старше, чем я думаю.
Шона кивнула.
— Тогда уберите это пенсне, чтоб я его не видел! Иначе даже не знаю, до чего вы меня доведете! И не беспокойтесь, пожалуйста. Я обещаю больше не смущать вас своими двусмысленностями.
Шона вспыхнула.
— Но я никогда не думала... То есть я, разумеется, волновалась насчет... Но вы не должны думать...
— Я не уверен, что мне следует думать, но в одном убежден: вполне очевидно, что вы сомневаетесь в моих джентльменских качествах.