Особенно,... 
91 
– Зайди за остановку и примерь. В письме ты просил подобрать тебе кое-что из одежды. Тут шмотки. Полный комплект. Носи на здоровье.
– А где отец? Почему вы приехали, а не он?
– Потом все расскажу, переоденься. Старье, что на тебе, брось в пакет и оставь его тут, чтобы с собой не тащить.
Ватутин взял сумку, заглянул в нее. Действительно, новые шмотки, фирменные. Он недоверчиво покачал головой, словно отказывался верить глазам. Зашел за будку остановки, через пять минут вернулся. Теперь в Ватутине трудно было узнать зэка, который выписался с зоны четверть часа назад. В синем костюме «Найк» с сиреневыми и черными вставками, кожаных кроссовках «Пума» и синей бейсболке он напоминал теннисиста любителя.
– Ну, как? – спросил Ватутин.
– Уже лучше, – одобрил Стерн. – Может, вмажем? Ну, ради такого дела?
Ватутин показал пальцем на распахнутую дверь магазинчика.
– Еще успеем, – покачал головой Стерн. – Вон моя «Газель». Тут до Чебоксар полтора часа езды. Там найдем приличный кабак и посидим. Или у тебя другие планы? Ты отцу писал, что заочница ждет в Питере. Туда хочешь намылиться?
– Да нет у меня никакой заочницы. Никого нет. И планов тоже нет. Думал, откинусь, а там… Короче, на месте разберусь.
– Тогда садись в машину.
* * *
Чебоксары. 10 августа.
В полупустом зеле ресторана «Копытце» засиделись за полночь. Стриптиз здесь показывали только по выходным, а в будние дни выступали какие-то местные самородки певуны. Пробелы развлекательной программы компенсировали вполне сносные лангеты со сложным гарниром, свежая клубника и водка, чистая и прозрачная, как материнская слеза. Главное, здесь можно спокойно поговорить за жизнь, не опасаясь лишних ушей. Потому что кабаки, вроде этого, контрразведку не интересуют. Парни из ФСБ специализируются на прослушке «Интуриста». Правда, в последние полчаса мужской разговор остановился. А Ватутин, забыв о делах, не отрываясь, разглядывал анемичную певицу в серебряном платье с глубоким декольте. Глаза молодого человека лучились странным желтым светом, будто внутри его головы горела свечка, в рот набегала слюна, кадык на шее ритмично двигался. Певица была похожа на преждевременно состарившуюся и располневшую куклу Барби, обнаженные руки слишком дряблые, на шее, если присмотреться, увидишь морщинки. Бюстгальтера под платьем не было, но выставленная напоказ грудь не рождала у Стерна и намека на мужское желание. Впрочем, Ватутин смотрел на эту бабец совсем другими глазами. Ресторанная певичка казалась ему воплощением женственности и страсти, кажется, именно эту женщину он видел в эротических снах весь последний месяц перед выпиской. Стерн курил, дожидаясь, когда певица выдаст последнее звонкое «ля», и, наконец, уберется с эстрады. На ее месте появится развязный малый в синем с электрической искоркой костюме и красной артистической бабочке. Малый исполнял роль конферансье, травил анекдоты, пел пошлые куплеты, аккомпанируя себе на трехрядке. Главные слова были сказаны, серьезный мужской разговор по существу уже состоялся по дороге к Чебоксарам. Стерн рассказал Севе, что его отец скончался несколько дней назад, похороны прошли вчера на кладбище в Малаховке. По Стерну, выходило, что Василич был серьезно болен. Диагноз врачей оказался смертным приговором: рак печени с метастазами в брюшную полость. Случай запущенный, операция и химиотерапия тут не помогут.
Однако Василич умер не от рака, не под скальпелем какого-нибудь коновала. И хорошо. Потому что бог послал ему легкую смерть: ночью по бухому делу Василич не заметил, что крышка погреба поднята и, сорвавшись вниз, сломал позвоночник о ступеньку деревянной лестницы. Ватутин вытер ладонью пару скупых слезинок, приклеившихся к ресницам. «Но почему же батя не разу не написал мне о болезни?» – спросил он. «А ты на его месте как бы поступил? – вздохнул Стерн. – Сын на зоне. Чем ты поможешь?» Четверть часа молчали. Сидевший за рулем Стерн, вытащил из кармана несколько цветных фотографий, протянул карточки Ватутину. «Последние снимки живого Василича, – горестно вздохнул Стерн. – Он один сидит за столом, а на других карточках мы вместе сидим за бутылкой. Я часто к нему заходил в последнее время, чуть не каждый день. Лекарства покупал. А те, что нельзя было достать в Москве, заказывал знакомым летчикам, которые в Европу летают. Надеюсь, лекарства продлили его жизнь хоть на месяц». «Наверное, много денег ушло на эти пилюли? – спросил Ватутин. – Сколько я вам должен?» «А сколько ты сможешь отдать?» – усмехнулся Стерн. Ответить нечего. Ватутин вернул фотографии Стерну и сказал: «Возможно, мой отец был не лучшим человеком на свете. Но он был моим отцом».
91 
