Особенно,... 
102 
Община приняла новость спокойно. Смерды полагали, что дела князей их не особо касаются. Такому отношению Славка сперва удивился, потом сообразил, что война вот уже несколько десятилетий не касалась здешних лесов. В середке своего княжества Роговолт безобразий не допускал, так что самым страшным бедствием для здешних смердов было княжье полюдье.
Разубеждать смердов Славка не стал. Скоро они сами увидят разницу между варяжским полюдьем и нурманским. А тогда уж сами решат: либо приспособятся, либо сбегут в лес, а то и в соседнее княжество. Скорей всего – первое. Смерд – и есть смерд. Прижмешь его – он все равно с отчинной земли не уйдет. Затянет пояс потуже – и все.
Поужинали жареной рыбой да пареной репой.
После ужина Славка хотел уйти, но вокруг все дышало таким вековечным спокойствием, что решил остаться. Только на одну ночь.
Лучше бы Славке уйти вечером. Но он ничего не знал о том, как воевода Добрыня печется о том, чтобы весть о падении Полоцка раньше времени не достигла Киева.
Водные пути крепко перегородили нурманские драккары. На всех южных трактах уже три дня стояли заставы из новгородцев и викингов, удерживая всех пеших и конных. Такие же смешанные разъезды шарили по селам и хуторам, выискивая беглых из Полоцка. Сделано это было сразу после побега Славки, которым, впрочем, ни Добрыня, ни Владимир особо не обеспокоились. Им доложили, что беглец удрал прямо в лес, и след его затерялся в окрестных болотах. Князь и воевода были уверены в том, что степняк-киевлянин надолго заплутает в кривичских лесах. Но могли уйти и другие вестники. Этих и стерегли. Если бы Владимиру удалось так же быстро овладеть Смоленском – считай, половина Киевского княжества стала бы за ним.
Разъезд из пяти всадников въехал в село уже в сумерках. Командовал разъездом нурман из дружины ярла Торкеля, Скьёффи Гнилой Рот, вел разъезд купленный за серебро следопыт из местных. Остальные трое были ратниками из новгородских охотников. И надо же такому случиться, что выехали пятеро аккурат к дому, где загостевал Славка.
К этому времени Славка уже успел уснуть. Даже блохи, вольготно обитавшие в подстилке из старых лисьих шкур, служившей Славке постелью, не смогли помешать здоровому молодецкому сну. Даже топот копыт, который в лесу непременно разбудил бы гридня, не заставил Славку проснуться. Должно быть, ощущение покоя и безмятежности, царивших в поселке, каким-то образом отключило сторожевой навык. Даже захлебывающееся тявканье кабыздоха его не разбудило. Только когда тявканье это оборвалось коротким визгом, Славка наконец проснулся. Однако было поздно. Двое вооруженных мужей уже входили в темную избу.
Брякнуло железо, тускло мигнул лунный луч на выпуклости шлема, а потом внутренность избы разом осветилась багровым: третий вой сунул в узкое окошко зажженный факел. Как раз над лавкой, на которой спал Славка. Огненные мушки упали на шкуры, Славка быстро, пока не занялся мех, прихлопнул их ладонью левой руки. Правой он успел подтянуть под бок свой нож: неказистое, но хоть какое-то оружие.
– Вы что творите! – заголосила было хозяйка, но один из вошедших сердито рявкнул: «Помовчь!»
Хозяйка с дочкой спали в дальнем конце избы – вдвоем на одной лавке. При появлении чужих дочка проворно нырнула под холстину, но вой, ясное дело, ее углядел.
– Чужие в селе есть? – спросил он хозяина, одновременно окидывая цепким взглядом внутренность избы.
Смерд замешкался с ответом. Он уже вспотел от страха.
Тем временем взгляд чужака наткнулся на Славку.
Тому бы потупиться, но гордость гридня взыграла не вовремя: не проявил подобающего смерду смирения, глаз не спрятал.
– Нету, нету чужих! – закричала баба.
– А он – кто? – рявкнул второй, указав клинком на Славку.
Тот, что заглядывал в окно, сунул факел Славке едва не в лицо.
– Так это ж сынок наш, сынок! Не троньте его! – заголосила баба.
– Сынок, значит? – Вой упер меч Славке в грудь, а его приятель рванул на себя холстину, под которой укрывалась хозяйская дочка. Девка вцепилась в нее мертвой хваткой, потому вой сдернул ее с лавки вместе с холстиной. Девка взвизгнула, попыталась удрать к печке, но вой ловко поймал ее за косу.
– Я – первый! – объявил он.
Девка заверещала, ее мать вцепилась чужаку в руку, на которую тот намотал девичью косу. Вой пнул бабу ногой в живот.
Его приятель сильнее надавил мечом на Славкину грудь, а сам поглядел на хозяина избы… Нет, этот трепыхаться не станет. У него аж зубы ляскнули от страха.
102 
