Особенно,... 
91 
– Попробуй разбери, где бес, а где полубес,– проворчал Игорь Саввич.– Собрать в один большой мешок и куда-нибудь зарыть. Как радиоактивные отходы.
– Ну уж и всех,– усмехнулся отец Серафим.– Тут шуму не оберешься! Поэтому съезди и определи, раз взялся. А там или пусть живет, или возьмем ее к ногтю… тихонько.
Игорь Саввич задумчиво посмотрел на отца Серафима. Что-то здесь…
– Патент есть у нее? – спросил он.
– И патент, и свидетельство, и даже диплом старшей медсестры. Пробовали – не подкопаешься.
– Пригород, говоришь? – произнес Игорь Саввич.– Какой?
– Всеволожск.
– Знаю. И батюшка, кстати, там добрый человек. Мы с ним недавно повстречались на беседе. Поговорю с ним, может, что посоветует…
– Не надо! – быстро сказал отец Серафим.– Никаких разговоров. Ты – сам по себе, не забыл?
– Не забыл,– проворчал Игорь Саввич.– Пусть так. Что еще у тебя? Ведьма? Экстрасенс?
Отец Серафим замялся.
– Давай, давай выкладывай! – потребовал отец Егорий.– Я ж не слепой. Кого там еще на костер определить? – И засмеялся.
– Нет,– сказал отец Серафим.– Это из другой области. О деятельности твоей официальной. Ты только дослушай, ладно? – поспешно сказал он, увидя, как нахмурился Потмаков.
– Благотворительность – это неплохо, конечно. Но уж больно рьяно ты со своим Смушко за дело взялся. Раскрываешь себя: и власти, и пресса, и спонсоры у тебя появились. Думаю, стоит тебе поумерить пыл!
«Сейчас тебе! – подумал отец Егорий.– Столовая работает, больничка вот-вот откроется, а там и приют!»
Мысленно он уже видел детишек, славных, ухоженных, правильно воспитанных в вере и послушании. Но сказать об этом отцу Серафиму? Дудки!
– Нет,– отрицательно покачал головой Игорь Саввич.– Пусть знают, кто я такой. Пусть привыкнут и запомнят. При случае же и власти, и пресса – все пригодится. И деньги тоже. Не согласен?
– Все правильно,– сказал отец Серафим, но с видом укусившего лимон.– Масштаб крутой взял, вот что плохо. Слыхал, хозяин «Прима-груз» тебе крупное вспомоществование пообещал?
– Верно,– подтвердил Игорь Саввич.– Только не мне – общине. Обещал две палаты для детей-сердечников оборудовать. И весь младший персонал на содержание взять сроком на год.
– Это какая же сумма?
– Не мое дело! – отрезал Потмаков.– И не твое!
– Есть мнение,– глядя в сторону, произнес отец Серафим,– что деньги эти лучше бы пожертвовать Церкви непосредственно.
– А я, значит, уже не Церковь? – едко осведомился отец Егорий.
– Ну, в определенном смысле,– разглядывая толстенькие пальцы,– не совсем. Ты миру себя являешь не как священнослужитель. По форме,– быстро уточнил отец Серафим, опасаясь, что собеседник его вспылит.– Я понимаю, что тебе разрешено не носить монашескую одежду…
– Нет, постой! – перебил отец Егорий.– Не разрешено мне, а указано! Указано! Тобой! А мне ряса не жмет! Ты с больного на здорового не вали! Разрешено! Ныне ж, сегодня ж к вечерне облачусь и так же впредь ходить буду. Как по сану положено!
– Ну вот, ты уже и обиделся! – сказал отец Серафим.– Я всего лишь сказал: есть мнение. Я же не сказал – прекрати! И, более того, объяснили там, наверху,– он сделал неопределенный жест,– что деятельность твоя необходима. В целях главной твоей миссии. Вот только результаты твоей работы внешней зримы и внушительны, а главной до вчерашнего дня и вовсе не было.
– Есть мнение,– язвительно произнес отец Егорий,– что православие намного древнее христианства. И мнение сие высказано публично.
– Должен тебе сказать,– возразил отец Серафим, обрадованный, что собеседник его успокаивается,– что мнение сие, хоть и заведомо ложное, может и пользу принести. Может, для русского человека православие и впрямь подревней и поважней христианства будет. В определенном смысле.
– Это кто же так решил? – поинтересовался отец Егорий. И не дав собеседнику ответить: – А то, может, давай сразу и молитвы переиначим? Что ж это мы по дурости к Христу взываем? Ниспошли нам благодать, батюшка Серафим, во имя владык и святых спонсоров!
– Кощунствуешь!
– Я?! Я кощунствую?
– Все,– спокойно, поднимая руки, произнес отец Серафим.– Не подобает нам с тобой склочничать, как торговкам на рынке. Грех это.
– Да,– опомнившись, согласился отец Егорий.– Не подобает. Прости, Господи! Прости и ты, брат! А я милостыню творил и творить буду! Может, зачтет мне Бог, когда за тайные дела ответ держать стану!
91 
