Кайзер протянул руку так, будто этот знак вежливости дался ему с трудом.
—Я не ожидал увидеть вас здесь, в Берлине, маркиз.
Маркиза заранее предупредили, что кайзер очень гордится своей физической силой и ему нравится демонстрировать ее при рукопожатии. Правая кисть императора была чрезмерно массивной, и когда он пожимал кому-либо руку, казалось, что ее сжимают безжалостные тиски. Приятель маркиза, удосужившийся такой милости кайзера, как-то признался:
—Я выдержал это испытание, только стиснув зубы, но и при этом едва сдержал стон.
Однако маркизу удалось обменяться рукопожатием с кайзером без особых страданий. Правда, маркиз заметил, что колец на его пальцах было больше обычного. С их помощью Его Величество пытался скрыть неисчислимые родимые пятна, покрывающие его руку.
Поздоровавшись с маркизом, кайзер обратил внимание на Симону.
— Позвольте представить Вашему Величеству достопочтенную Симону Белл, — объявил маркиз. — Ее отец, лорд Белгрейв, просил засвидетельствовать свое глубочайшее почтение Вашему Величеству.
— Конечно, я помню лорда Белгрейва, — воскликнул кайзер, глядя на Симону.
В том, как он оценивающе изучает ее, было что-то неприятное и обидное для девушки.
Симона присела в глубоком реверансе, когда маркиз представлял ее, потом выпрямилась и произнесла:
—Для меня большая честь быть здесь, Ваше Величество! Вы были моим кумиром с самого детства!
Кайзер выглядел удивленным, а маркиз нахмурился, как будто она сказала что-то лишнее. Симона по-детски наивно взглянула на него:
— Мне не нужно было этого говорить?
— Нет-нет, все в порядке, — поспешил заверить ее кайзер до того, как маркиз успел ответить. -
Не хотите ли вы, чтобы ваш портрет вошел в мою коллекцию изображений самых красивых женщин?
— Я недостойна такой чести, Ваше Величество, — ответила Симона, — но осмелюсь попросить разрешения осмотреть эту коллекцию.
— Конечно, смотрите, — позволил кайзер. — А я пока поговорю с маркизом. Я хочу задать ему несколько вопросов и надеюсь получить на них ответы. — Это прозвучало почти угрожающе, словно кайзер подозревал, что маркиз попытается уклониться от разговора.
Симона направилась к письменному столу, на ходу снимая перчатки, будто кайзер и на это дал ей разрешение.
Император подошел к камину и вдруг неожиданно заговорщицким тоном спросил:
—Что это за разговоры идут о том, будто по приказу моего дяди, принца Уэльского, в Англии изобрели какую-то особую пушку?
— Особую пушку?! — удивился маркиз. — Любопытно, мне никто ничего подобного не говорил!
— Вы уверены? — недоверчиво протянул император.
Маркизу с первого момента показалось странным, что в кабинете нет адъютанта. Теперь он понял: кайзер считал себя умнее тех, кто по его распоряжению шпионил за маркизом, и таким манером надеялся получить интересующие его сведения, посрамив тем самым своих подданных.
Маркиз поднес руку ко лбу.
— Позвольте-позвольте, Ваше Величество! Кажется, я припоминаю разговор о каком-то орудии. Это было в Каусе. Но, насколько я понял, речь шла о немецкой разработке.
— Нет, я слышал об английской пушке, — не сдавался кайзер. — Меня даже уверяли, что концепция изобретения принадлежит лично вам, маркиз.
— Если бы это было правдой! — рассмеялся маркиз. — В наши дни трудно изобрести что-то новое. Хотя у меня на яхте есть несколько оригинальных устройств и приборов, которые еще не поставлены на массовое производство. Но, как вам известно, Ваше Величество, на борту нет ничего смертоноснее рыболовной удочки.
Кайзер расхохотался, как и ожидал маркиз, но сообразив, что ему ничего не удается узнать, нахмурился и сжал губы.
Это всегда было дурным знаком для тех, кто служил при его дворе.
Будто почувствовав, что атмосфера накаляется, Симона присоединилась к мужчинам, держа в руке фотографию в рамке.
— Скажите, Ваше Величество, — проворковала она, — кто эта необыкновенная красавица? Это самая изысканная женщина, которую я когда-либо видела! — Симона протянула ему фото.
Кайзер, конечно же, не мог не заметить благородной белизны и совершенных пропорций ее руки. Не в силах отвести взгляд, он даже замешкался с ответом.
— Эту даму зовут мадам Гербетт, — наконец произнес он. — И вы совершенно правы, она удивительно красивая женщина.
Симона не могла знать, что при дворе только и говорили о той нежной страсти, которую кайзер питал к мадам Гербетт. Все началось с дивных ручек этой особы, но яростная ревность императрицы поставила точку на этой безудержной влюбленности.