– А ты бы дал?
– Честно? Вряд ли.
Мадам Френкель полоскала стаканы в тазике с мутной водой, чтобы не открывать кран и не нести лишних расходов.
– А тогда было? – нахально спросил Гриша.
– О чем ты говоришь?! – трагически воскликнул Нема Френкель.
От этого возгласа мадам Френкель уронила руки в тазик с грязной водой и тихо заплакала.
– Аллее кляр, – пробормотал Гриша. – С вами все ясно.
Долго молчали. Гриша просчитывал в голове какие-то невероятные, фантастические комбинации, вплоть до ограбления сберегательной кассы в каком-нибудь маленьком провинциальном городке.
Лешка представлял себе маленького Толика в стальных наручниках, искаженное предсмертной мукой лицо дедушки… Плачущую маму, бабушку, растерянного папу… Полутемную квартиру на Бутлерова, институт на Моховой, напротив – Брянцевский ТЮЗ с открытой сценой, пустой зал с полукруглым амфитеатром… А в последнем верхнем ряду один-одинешенек сидит мертвый дядя Ваня Лепехин…
– Это верно, что Лори тебе предлагала работу актера за большие бабки? – спросил Гриша. – Ты намекал, когда в Бонн ехали…
– Правда.
– Ну и что же ты?
– Да так… Отказался.
– Почему?!
– Как тебе сказать?… Ну, как если бы балерину заставили петь арию Каварадосси.
– «О, никогда я так не жаждал жизни…» – тут же спел Гриша.
– Правильно. Молодец, – сказал Лешка. – А теперь сразу же станцуй партию принца Зигфрида.
– Но это же разные вещи! – рассмеялся Гриша.
– Я так и сказал.
– А что нужно было делать-то? – не унимался Гриша Гаврилиди.
– Что, что!… Трахаться за деньги! Причем – ежедневно.
– Е-мое! Где же их столько взять?! – поразился Гаврилиди. – За полтинник тебе только отстрочат, а по-настоящему потрахаться – меньше стольника и не суйся! Я уж приценивался как-то…
– Ты не понял, – сказал ему Лешка. – Это не ты должен платить, а это тебе… Нам будут платить за это! Мужикам.
– А нам-то за что? – искренне удивился Гриша.
– Ты порнуху когда-нибудь смотрел?
– А то! Я раз видел, как снимают простое кино… Так там вокруг такая мишпоха! Всякие кинооператоры, осветители, режиссеры, мать их за ногу… Да у меня и в жисть не встанет при посторонних!
– Вот за это и платят. Чтобы по команде вскакивал.
– Кошмар! – ужаснулся Гриша. – А если баба не того… Ну, не нравится, предположим.
– Тебя что, жениться на ней нанимают?! – разозлился Лешка. – Тебе платят за то, чтобы ты трахал ее! Остальное – твои проблемы. И потом, ты, Гриша, можешь не переживать. Тебя в этот бизнес все равно не возьмут.
Более оскорбленного и обиженного «грека с-под Одессы» мир не видел со дня его сотворения! Воздух в «Околице» сгустился до невероятной плотности. Казалось, сейчас сверкнет молния и грянет гром. И он грянул!
– Почему это?!! – заорал Гриша так, что у мадам Френкель в руках лопнул пивной стакан, к счастью, ничуть ее не поранив.
– Размер, – спокойно и коротко произнес Лешка.
– Какой еще «размер»?! – Гриша был совсем ошарашен.
– Не впечатляющий.
Гриша чуть не заплакал:
– Откуда ты знаешь, засранец?!
– Помнишь, на заправке в туалет ходили – отлить перед дорогой? Там и видел.
– Ты же серый, как штаны пожарного! Ты такой вид члена, как «нутрячок», знаешь? – Гриша даже задохнулся от злости.
– Нет. А что это?
– А это когда он в спокойном состоянии, он действительно маленький, еле выглядывает… А в возбужденном – изнутри вылезает на семнадцать с половиной!
– Чего «семнадцать с половиной»?
– Сантиметров, дубина!!!
– Не свисти.
Гриша хищно огляделся по сторонам:.
– Эх, жалко завестись не на кого! Я бы тебе показал, мудила…
Но этого Лешка уже не слышал. С недавних пор он заметил за собой одну странную особенность: в какой-то неуловимый момент оживленного разговора он вдруг умудрялся неожиданно и автоматически отключаться. Еще продолжал что-то заинтересованно спрашивать, что-то толково и остроумно отвечал, тонко и иронично поддерживал болтовню, но в то же самое время уже размышлял только о своем собственном, и голова его, до разламывающих болей, до бешеного стука в висках, была занята таким личным и сокровенным, куда не было входа никаким самым умным и симпатичным собеседникам. И в его глазах стояли только СВОИ…
«Я их больше никогда не увижу… – думал сейчас Лешка. – Как жаль… Как жаль!… Я же еще тогда понимал, что Псков, этот театрик – временно… Знал, что когда-нибудь все равно уеду домой в Ленинград. Не на выходные, а совсем… В другой театр… И даже жить, может быть, буду не со своими на Бутлерова, а где-нибудь еще. В Ленинграде радио, телевидение, „Ленфильм"… Подработаю, куплю квартирку однокомнатную – пусть даже в Автово, на Охте, в Озерках…