Последние отзывы

  88  

Я зло опрокинул остатки джина в глотку, запил неизвестно откуда появившимся горячим чаем, уже с лимоном и с сахаром, и сказал:

– А Заяц остался безнаказанным!…

Тут Ангел как-то очень нехорошо ухмыльнулся и возразил мне:

– Э, нет!… Заяц был вычислен и казнен.

И в его голосе неожиданно прозвучали жестокие и мстительные нотки, так не соответствующие моим любительским представлениям об «ангельских» голосах.

– Слава Богу!… – машинально воскликнул я.

– Вот уж КТО был тут совершенно ни при чем! – тут же проговорил Ангел. – Уж если кому и нужно поклониться в пояс, так это Лидочке… Лидочке Петровой.

Помолчал, словно раздумывал, говорить или не говорить, и добавил:

– И Толику-Натанчику…

– Как?! – поразился я.

Сексуально-половой опыт Зайца исчислялся полугодом и не блистал разнообразием.

Шесть месяцев тому назад соседка Зайцевых по лестничной площадке, владелица однокомнатной квартиры, сорокалетняя алкоголичка Тамарка, ничего не соображая, накинула драный халат на свое голое, дряблое и дурно пахнущее тело, вышла на лестницу, ухватилась за собственную дверь, чтобы не упасть, и увидела идущего к себе домой Зайца.

– Эй, пацан!… – окликнула она его. – Выпить есть?…

– Нет, – ответил Заяц и в распахнувшемся халате узрел отвислые Тамаркины груди с коричневыми сосками и толстые желтые ляжки.

– Чего зыришь? – сказала Тамарка. – Волоки поддачу на похмела – отсосу в лучшем виде.

Так с бутылки портвейна «Алабашлы» для Зайца началось постижение Извечного.

Обычно после первого стакана Тамарка отключалась, и Заяц уже ползал по ней, как хотел. Иногда даже лупил ее, чтобы она очнулась и стала подавать хоть какие-нибудь признаки половой жизни.

Зато у стихийного базарчика около станции метро «Академическая», где вечерами собирались такие же, как и Заяц, пятнадцатилетние «отморозки», Заяц со своими бесстыдно-подробными «трахательными» рассказами был в большом и завистливом почете. Тем более что в этих легендах-сказках для онанистов каждый раз присутствовали самые разнообразные объекты Зайцевых упражнений – девочки «целки-невидимки», и опытные красотки-стюардессы, и богатые зрелые матроны, так охочие до юного Заячьего тела… И даже одна молодая жена генерала. Имен Заяц не называл – мужчина должен оставаться мужчиной. Только говорил, что шворил их как хотел – во все дырки!

На самом же деле все легендарные дамские персонажи из рассказов Зайца о половых утехах имели одно и то же опухшее от пьянства лицо сорокалетней несчастной Тамарки – грязной, неизлечимо больной алкоголизмом, вконец спившейся бабы.

Больше у Зайца никогда никого не было. В этом смысле.

Поэтому, когда Заяц, болтаясь вечерком у «Академической», неожиданно увидел Лидочку Петрову, он буквально прибалдел!

После того, что произошло в квартире Самошниковых, Заяц какое-то время отсиживался под Вырицей – у бабки. Проведал старуху, помог по хозяйству.

Первые пару недель на каждый стук вскакивал, руки тряслись, сердце из груди выпрыгивало…

Ночами во сне кричал, плакал, дергался, дышал тяжело.

– Ты чего? – удивлялась бабка.

– Живот разболелся, – отвечал ей Заяц.

А сам все пытался вспомнить – куда он тот молоток выбросил? То, что он его, с окровавленной ручкой и прилипшими седоватыми волосами, кажется, выкинул, – это он вроде бы помнил… А вот куда, когда – совсем из башки вылетело. Как отрезало. Бывает же…

На третью неделю затих, только еще во сне разговаривал. А днем все перстень тот золотой втихаря примерял.

А потом и вовсе вернулся в Ленинград. И снова зачастил к кинотеатру «Современник» и к станции метро «Академическая», где кучковались свои – «деловые».

Слова «крутой», «прикольный», «продвинутый» в то время еще не появились в журналистском словаре «великого и могучего». Они только-только входили в полублатные и частно-торговые круги.

Но после того, как Заяц раздробил голову взрослому мужику и задушил старуху еврейку (при вскрытии выяснилось – он ей еще и шейные позвонки сломал!…), он вполне законно мог называть себя «крутым». Но где? Кому об этом скажешь?! Тамарке? Так она по пьяни и не врубится, лярва старая… Да и не будет ее теперь долго.

Заяц, как вернулся от бабки из-под Вырицы, тут же захотел потрахаться. Взял в магазине пузырь портвешка «Три семерки», позвонил к Тамарке, а той и нету. Отправили, беднягу, на принудительное лечение.

Пошел к «Академической», с одним корешком приняли из горла этот портвешок, и тут Заяц увидел выходящую из метро Лиду.

  88