136 
— В баню не пойду! — заверила ее Тина. — Баню я никогда не любила.
— Очень выгодно! Значит, вообще никто ничего не увидит, — успокоила ее Аня. — А на пляже можно носить и закрытый купальник!
— Конечно-конечно! — ответила Тина.
Уже вечером к ней в палату зашла Мышка. Она тихонько затворила за собой дверь, подошла к постели и робко присела. Тина почувствовала, что она пришла к ней не как врач, не как заведующая отделением и не с чем-то, что имело отношение к ее лечению. Мышка выглядела так, будто прежняя девочка-ординатор зашла к старшему товарищу посоветоваться о чем-то своем.
— Валентина Николаевна… — Маша опустила голову и положила маленькие ручки на колени. Тина подумала, что и у нее самой еще совсем недавно были такие же мягкие маленькие руки. Это почему-то умилило ее и вернуло к Маше прежнее расположение. Да в общем-то Тина никогда всерьез и не сердилась на нее. — Скажите мне откровенно, Валентина Николаевна, — начала Маша, — неужели вы считаете, что я в самом деле перед вами виновата?..
Тина посмотрела на Машу с грустью. «Разве до того мне сейчас, девочка, чтобы в чем-то винить тебя?» — говорил ее взгляд, но Маша упорно не поднимала глаз, уставясь в свои колени.
— Почему, — гнула она свое, — когда мы все работали в гораздо худших условиях, чем сейчас, вы умели держать все отделение в мире и согласии, а у меня ничего не получается? — Маша была готова заплакать. — Доход от отделения сравнительно небольшой, сотрудники вечно ссорятся, да и эффект от лечения, честно говоря, уж не настолько велик. Конечно, мы стараемся, выбираем больных, многим помогаем, но раньше, я ведь помню, раньше вытаскивали таких тяжеленных! Когда уже никто и не надеялся! А сейчас все время идет какая-то работа, которая кажется второстепенной… Нет той отдачи, как раньше! Нет и удовлетворения от того, что ты делаешь!
Тина помолчала некоторое время, будто собиралась с мыслями, потом сказала:
— Опыт приходит с годами. Придет он и к тебе. Надо знать, от кого что можно ждать. У нас в отделении были свои задачи, у вас теперь — свои. Ты стараешься, это видно. А Барашков и Дорн слишком разные по натуре, они при любых обстоятельствах не смогут жить в мире. Их надо еще кем-то разбавить, но человеком нейтральным, чтобы не принимал ни ту, ни другую сторону. Что касается моего заведования, то ты просто забыла, как Аркадий Петрович в свое время пенял и мне, что я ничего не могу сделать для отделения — ни стулья выбить, ни новый аппарат искусственного дыхания приобрести, ни кафель для туалета, ни что-нибудь еще. У вас же теперь туалеты, — Тина усмехнулась, — в порядке.
Мышка встрепенулась, и Тина, чтобы не дать ей возразить и договорить до конца, потому что любые споры были ей тяжелы, быстро сказала:
— Оптимальное решение посредине — врачи лечат, финансовые органы дают деньги и на стулья, и на все остальное. Так должно быть. Но Поскольку этого пока нет, и неизвестно, когда будет, и будет ли когда-нибудь вообще, то каждый исходит из своих собственных представлений о медицине и о жизни и поступает в соответствии с этими представлениями. Но большинство людей волнуют теоретические размышления о переустройстве чего-либо, только когда они сами здоровы или еще не очень тяжело больны. Так что я желаю тебе здоровья, детка! — Тина сказала эти слова тихо, но было видно, что она много уже думала об этом. — Во время серьезной болезни людей волнует нечто конкретно мелкое — принесли ли ему лекарство, сделали ли укол. Иногда это помогает выжить. Когда же болезнь заходит слишком далеко, как у меня, человек впадает в нечто, похожее на ступор. И это тоже приспособительная реакция — просто она помогает не выжить, а как можно менее болезненно уйти.
— Ну что вы! Надо бороться! — чуть не закричала в возмущении Мышка. — Нельзя падать духом! Надо верить в выздоровление, тогда и операция пройдет успешнее!
— Конечно-конечно, надо бороться! — улыбнулась в ответ Тина. — Обязательно надо, ты права! «Нас трое у постели больного — врач, болезнь и вера в выздоровление…»[7] — я все помню.
Тина похлопала Мышку по руке своим коронным успокаивающим жестом, который все они впоследствии переняли у нее, но Маша с огорчением поняла, что Тина сказала это ей только в утешение, чтобы не спорить., И еще поняла Мышка, что за время болезни какое-то новое знание, с которым она сама, Мышка, была пока не знакома, открылось Тине. И может быть даже, Мышка подумала об этом с ужасом, Тине открылось, что смерть, по сути, не так уж страшна и есть на самом деле альтернатива жизни.
136 
