Особенно,... 
50 
— Я у вас работаю, Константин Эдуардович. Что скажете, то и сделаю. Куда скажете, туда и поеду.
Внутри у меня словно образовался кусочек льда, я чувствовала его где-то в районе солнечного сплетения. Говорят, именно там живет у человека душа.
Этот лед холодил, вызывал озноб, и никак не хотел таять, несмотря на тридцатиградусную жару.
— Вот и отлично! — обрадовался Жуль, проигнорировав мою обреченно-безжизненный тон. — Сходи домой, перекуси, переоденься и сделай, сделай что-нибудь со своим лицом, Ася! Оно напоминает бесформенный подгоревший блин! Что обо мне подумают в самом крутом заведении города?
Я соскочила с подоконника так, чтобы коленкой задеть вазу с цветами.
Ваза с грохотом приземлилась на пол, разбилась на множество разнокалиберных, разноцветных осколков, вода мигом впиталась в ковролин, образовав на нем темное большое пятно. Розы желтым веером рассыпались у моих ног.
— Басова! — заорал шеф. — Ну ты и… ну ты и… неосторожная!!! Только порядок в офисе навели!!! Компьютеры вот-вот должны подвезти, а ты… Вазон! В хлам! Вдрызг!! Вдребезги!! Тьфу!!!
— Я уберу, — сухо пообещала я.
— Ой, да иди ты, иди домой! — Жуль замахал на меня руками. — Ешь, одевайся, собирайся и штукатурься! В десять вечера жду тебя у «Империала»!
— Пойду покемарю, пока компы не привезут, — сказал Нара и, переступая через цветы, пошел в свой кабинет, к своему диванчику.
* * *
Есть не хотелось. Ничего не хотелось.
Я побрела к своей машине, еще не зная, как убить время до десяти вечера.
Салон был раскален солнцем. Я плотно закрыла все окна, завела движок и включила кондиционер.
Что делать?
Домой ехать не хотелось. Мысль о том, что пока я буду приводить себя в порядок, по комнатам будет слоняться полуголый, расслабленный Яша, не приводила меня в восторг.
В машине постепенно становилось прохладно. Я попробовала поболтать с бабкой, но она упорно молчала. Такие минуты затишья случались с нею и раньше, всегда совпадая с какими-то моими трудностями и душевными метаниями. Обычно, в таких случаях, я покупала цветы и ехала на могилу бабки. Спустя минут десять после того, как я появлялась на кладбище, голос бабки возвращался и начинал пилить меня, что цветы я купила вовсе не те, которые она бы хотела, что цветов этих вовсе не обязательно было брать четное количество, что я должна понимать, что пока о человеке помнят, пока с ним разговаривают, советуются, нельзя с полной уверенностью сказать, что его нет.
С кладбища я всегда возвращалась просветленная и довольная. Дела налаживались, сомнения проходили, жизнь возвращалась в привычное русло, с привычными комментариями бабки всех моих поступков и мыслей.
Решив, что пришло время навестить бабулю, я купила цветы и поехала к ней.
На кладбище, в кронах высоких деревьев, неприлично весело щебетали птицы. Здесь было прохладно и тихо. Жара, городской шум, смог, суета, остались далеко в стороне, — за забором, ограждающим территорию мертвых.
— Привет, бабуль! — Я положила цветы на могилку. — Соскучилась по тебе! Сейчас подмету здесь, поставлю цветочки в воду и поболтаю с тобой.
— Зачем ты купила бледно-голубые гвоздики? — ожил голос бабки. — Они, наверное, еще и голландские?! Да в них удобрений больше, чем непосредственно самих цветов! Холодные, бездушные, словно пластмассовые! И опять ровно шесть штук!!
— Не ворчи! — засмеялась я. — Тебе не угодишь. Если бы я принесла семь красных роз, ты тоже осталась бы недовольна.
— Но ведь ты не принесла семь красных роз, откуда ты знаешь?!
— Знаю и точка.
— Ну хорошо, ладно, спасибо! — неожиданно смирилась бабка.
Я взяла веник, припрятанный за оградкой, подмела гранитную плиту, протерла портрет на памятнике, выбросила старые цветы и поставила в пластиковую бутылку с водой новые. Потом скинула босоножки и устроилась на скамейке с ногами.
— Асечка, кажется, ты запуталась, — грустно сказала бабка.
— С чего ты взяла?! — возмутилась я.
— Не забывай, я нахожусь в такой форме существования, что скрыть от меня ничего невозможно.
— Тогда ты должна знать, что…
— Что Константин Жуль не твой человек.
— Не смей так говорить!
— Не забывай, я нахожусь в той форме существования, что ты не можешь мне ничего запретить, а я могу говорить все, что вздумается! — Бабка захохотала.
— Давай не будем ссориться, ведь только что помирились!
50 
