119 
А мог, кстати, поставить и точку.
Иван закончил свой рассказ, оглядел слушателей. Молчание затянулось. Карбидная лампа светила жёлтым тёплым светом… Лица, которые уже стали практически родными. Профессор Водяник, Миша, Убер.
— И что вы собираетесь делать, Ваня? — спросил профессор наконец.
САЗОНОВ, МЕМОВ, ОРЛОВ. Необязательно в таком порядке.
Не прикрываешь ли ты личную месть высокими мотивами, а, Иван?
Даже если и так.
Зло должно быть наказано.
— Драться.
Он встал, выпрямился.
— Я объясню, что это значит. Я — вне закона. Фактически я не существую, я мёртв и забыт. Поэтому я не буду никого уговаривать пойти со мной. Нет, наоборот. Я скажу: не надо. Идите домой. К родным и близким. На вашем месте я бы так и сделал — забыл про всё и жил обычной жизнью. Потому что если вы останетесь со мной, обычной жизни вы уже не увидите. Теперь решайте.
Уберфюрер долго молчал, морщил лоб.
— Знаешь, брат, а я, пожалуй, рискну. Пойдут пацаны со мной или не пойдут, это им решать. Но я с тобой.
Иван кивнул. А что сказать? «Спасибо»? Словами этого не скажешь. Поэтому просто кивнуть, словно это самое обычное дело — военный переворот. И друзей на него приглашают, как на субботнюю пьянку.
Диггер поднялся. Водяник размышлял. Кузнецов переводил растерянный взгляд с Ивана на Уберфюрера и обратно. Во взгляде молодого мента было необычайное смятение. Всё ещё хочешь быть как я, Миша? — подумал Иван.
Не советую.
— Профессор, Миша, — сказал Иван. — Спасибо, что помогали мне. У вас своя жизнь.
— Я разве что-то уже сказал? — удивился Водяник. — Михаил, ваше решение?
Кузнецов тоже поднялся.
— Я с вами.
— Но… — Иван замолчал.
— За кого вы нас принимаете, Ваня? — профессор в упор посмотрел на него. — Мы хоть, в отличие от вас, диггеров, и книжные дети, но… Поверьте, Иван. Мы читали в детстве правильные книги.
Глава 14
Блокада
— Кто первый засмеется — убью, — предупредил Иван. Оглядел компанию. Уберфюрер, Миша и даже профессор с трудом сдерживали улыбки. — Ясно с вами. Думаете, найдется идиот, который в это поверит?
— Найдется, — заверили его.
— М-да, — сказал Иван. — Ситуация…
— Не жмет? — спросил Уберфюрер участливо.
Иван посмотрел на него в упор из-под накрашенных ресниц. Глаза у диггера были подведены синим, скулы подкрашены румянами, на лице слой пудры толщиной в палец. Спасибо торговке барахлом, встреченной в туннеле. Помогла и подобрать одежду, и сделать раскраску… м-да.
Словно пролежал в туннелях двадцать лет, покрываясь пылью, некий придурок, а сейчас вдруг проснулся, накрасил губы тёмно-красной смесью ржавчины и животного жира и вышел на свет. Пройтись, блин, по Невскому. Иван с раздражением одёрнул кофточку, чтобы фальшивые груди хотя бы были на одном уровне. Нет, это точно плохая идея — переодеться в женщину. Выгляжу как кастрат с Пионерской. Заметив его движение, Уберфюрер заржал. Ага, ему смешно. А меня любой нормальный мужик с первого взгляда раскусит.
— Не жмет, — отрезал Иван. — Пошли уже, а то стоим тут, как две… Одна проститутка.
Иван в сердцах махнул рукой. Тронулись.
— Не морщите лицо, — шепнул профессор сзади. Ивану сразу захотелось его жестоко убить.
Невский изменился. Не слишком сильно, но достаточно чувствительно, чтобы Иван ощутил укол ностальгии. Следов военного времени почти не осталось: ни лазарета — он был в южном торце станции, — ни запаха крови и гноя, сопровождавших его. Ни лежащих рядами на полу спящих бойцов, ни походной кухни, от которой шёл жар и воняло пригоревшим жиром. Зато теперь в центре станции, там, где начинался переход на Гостинку, висел огромный флаг Альянса — серо-зелёный, с могучим кулаком в центре. Иван дёрнул щекой. Генерал в своем стиле: будущее в единстве. Угу. А кто не согласен — в расход? Логично.
Додумать он не успел. Его больно ущипнули за зад. Блин, что за манера?! Иван резко повернулся, готовясь влепить локтем, чтобы зубы посыпались. В последний момент остановился. На него смотрел Уберфюрер — и делал страшное лицо. Иван скосил глаза вправо, затем влево. Мать моя женщина! Вдоль базарных рядов шёл патруль адмиральцев. Двое солдат и сержант в серой форме. А рядом с ними… Иван зажмурился на мгновение, снова открыл глаза. Отвернулся, прикрыл лицо платком…
Сердце завелось и стучало так, что, наверное, его было слышно на другом конце метро.
119 
