115 
В общем, каждый нашёл себе развлечение по вкусу.
Когда Иван вернулся из санузла, началось следующее представление.
Иван устроился в первых рядах зрителей. Сидели прямо на платформе, поджав под себя ноги. У кого-то были коврики. Правильная мысль. Иван мимоходом пожалел о своей скатке, оставшейся на Восстании, и приготовился смотреть и слушать. Поморщился, поерзал. Задницу холодило на граните.
— А сейчас выступит, — сказал длинный. — Вы её все знаете и, возможно, даже любите… Прекрасная Изюбрь!
Аплодисменты. Иван тоже похлопал за компанию. Театр? Сказки рассказывать будут? Может, фокусник? Я люблю фокусы.
— Изюбрь, давай! — крикнули из толпы.
Иван поднял брови. Судя по прозвищу (имени?) он ожидал увидеть что-то более… хмм… крупное.
Маленькая девушка, похожая на подростка, вышла в круг. Неловко поклонилась. Сначала чувствовалась в ней какая-то робость, даже неуверенность… Хорошие артисты редко бывают уверенными в себе, вспомнил Иван слова Элеоноры, девушки на шаре. Точнее — никогда.
Посмотрим, какой из этого крошечного Изюбря артист.
— Я бы хотела сказать… привет. Спасибо вам, что пришли. Сегодня я буду читать стихи. Всякие, хорошие… и может быть, не очень. То есть, если хотите, чтобы я почитала что-то определенное…
— Мама на даче, ключ на столе! — крикнули из рядов. Девушка подняла голову, улыбнулась.
— Ну… мы же ещё не расходимся? Я вам уже надоела. Это стихотворение, которое прочитать — и сразу разойтись. Давайте я начну с чего-нибудь другого…
— Про черепаху!
Девушка кивнула. На бледных щеках выступил румянец.
— Про черепаху? Хорошо.
Иван усмехнулся. Что-то в девушке было искреннее очень, подкупающее. Не торопись, сказал он себе. Кажется, тебе пора перестать верить людям, нет?
Будь ты проклят, Сазон.
— Хорошо, я начинаю, — девушка вздохнула. Установилась тишина. Иван слышал, как дыхание людей начинает звучать в единый такт. — Стихотворение называется: «Мир, который построил…» …не знаю кто. Или, как уже сказали: «Про черепаху».
Голос её негромкий, сначала чуть подрагивающий, напряженный, по мере чтения набирал силу. Иван слушал.
- Эта сказка проста — как вся жизнь проста.
- Плывут по морю три голубых кита.
- На китах черепаха — больше всех черепах.
- На черепахе Земля, на земле гора.
- На горе горячее солнышко по утрам.
- На горе сижу я и держу тебя на руках.
Иван слушал. Простые, даже обычные совсем слова вдруг показались ему необыкновенно важными. Очень точными и верными. Словно другой человек нашёл то, что он сам искал полжизни и никак не мог найти.
Иван слушал. И слушали остальные.
- Уплывут киты — и всё упадет во тьму.
- Черепаха уйдёт — китам она ни к чему.
- Упадет Земля — черепаха и не заметит.
- Раскопают гору — Земля не замедлит ход.
- Не увидишь жизни, пока не почуешь смерти.
- Засыхает трава — так заново прорастет.
- На весеннем песке поставит свою заплату.
- Но ослабнут мои ладони — и ты заплачешь.
- Потому плывут киты, черепаха спит.
- А тебе во сне приснится огромный кит
- И земля, и гора, и солнышко вместе с нею.
- И весенний песок и отблески на траве,
- И прозрачное море — соленое на просвет.
- Я не буду сниться — есть дела поважнее.[3]
Когда девушка закончила читать, на некоторое время установилась тишина. Иван заметил, что даже лица у людей изменились. Потом они хлопали.
* * *
Дальше выступали акробаты, и Иван немного заскучал. Где там остальные?
Он оглянулся. Подумал, что обознался, и снова обернулся. Она сидела в задних рядах зрителей — точнее, даже на некотором от них отдалении. Длинная прямая трубка дымилась в её руке, прижатая к темно-бордовым губам тонкими пальцами. Цветастые цыганские одеяния ей совсем не шли… или не шли той девочке на шаре, какую помнил Иван. Диггер тронул соседа за плечо.
— Кто это? — спросил шепотом.
Тот обернулся, отшатнулся. Иван сжал его плечо железными пальцами.
— Ведьма это, — ответил сосед сдавленно, — отпусти, больно.
Теперь она была — другая. Ведьма.
Иван встал и пошёл к ней — прямо сквозь ряды сидящих, не обращая внимания на возгласы и косые взгляды. Было в нём сейчас что-то, отчего люди расступались.
115 
