– Я ничего не буду говорить, если ты хочешь. – Он сел, не отводя взгляда от ее бледного, осунувшегося лица.
– Я это не нарочно, Лайам, – пробормотала Джо. Он чуть было не сказал, что, если бы она не была такой упрямой, все могло быть подругому… Отчаяние в ее глазах заставило его сдержаться.
– Ты очень непредсказуемая леди. Наш ребенок явно в тебя.
Наш ребенок. От этих слов у нее на глаза навернулись слезы.
– Тебе больно? – резко спросил он.
– Нет. – Она протянула руку, чтобы не дать ему нажать кнопку вызова. – Я просто сильно устала.
У меня глаза слипаются.
– Спи, – тихо произнес он и повернул лампу у нее над головой, чтобы ей не слепило глаза.
– Это ничего, правда? – сонным голосом спросила Джо. Тепло и уверенность в его улыбке действовали успокаивающе.
– Конечно. Поспи, пока можешь.
Через несколько часов Джо проснулась от боли.
– Чтото происходит.
Когда пальцы Лайама сжали ее пальцы, она поняла, что заснула, держась за его руку.
– Позвать когонибудь? – Тело Лайама, поджарое, как у борзой, слегка вздрагивало.
Несмотря на громоздкость пропорций, физическая хрупкость Джо была, как никогда, очевидной. Лайаму было дурно от мысли, какое испытание ей предстоит и до какой степени он был бессилен избавить ее от этого. Он не мог понять, что заставляло женщин, пребывавших в здравом уме, рожать еще и еще!
Джо окончательно проснулась.
– Кажется, надо. – Она вдруг почувствовала себя спокойно, и это состояние отразилось в ее голосе.
Беспокоиться было некогда. С этой минуты события чередовались слишком быстро. Лайам был прав: все тревоги и боль остались лишь воспоминанием в то мгновение, когда акушерка положила теплое тельце ребенка ей на грудь. Она никогда не забудет, каким теплым и мягким было это маленькое тельце, которое она нащупала дрожащими руками. Это восхитительное мгновенье было чересчур быстротечным. Ребенка завернули в одеяльце и унесли.
– Отлично, – ответила акушерка на ее тревожный вопрос, – просто немного маленький. Надо, чтобы ему было тепло.
Лайам почемуто не хотел идти за ней. Джо не могла этого понять.
– Пожалуйста, побудь с ним. Мне невыносимо думать, что он один. – Тревога сделала ее голос резким. Как мало он проявляет интереса к их сыну! Внезапно ее осенило. – Ты разочарован? Ты хотел девочку? – Она слышала, что для некоторых такие вещи очень важны.
, – Разочарован? – Лайам упал на стоявший возле кровати стул и странно рассмеялся. – Ты слишком много нанюхалась этого. – Он откинул маску, которая подавала чудодейственную смесь газа с воздухом во время самых сильных схваток. – Я… – Он закатил глаза в поисках подходящего слова. – Если сказать, что вне себя, – этого все равно будет мало, – хрипло произнес он.
Их взгляды встретились.
– Я тебя понимаю. – У нее сдавило горло. Надо запомнить это золотое мгновение полной гармонии.
– Ты плачешь, Джо. – Он кончиком пальца смахнул слезу с ее щеки.
– Если бы и ты, как любой мужчина на этой планете, с пятилетнего возраста не учился подавлять слезы, наверное, и ты бы плакал. – Она хлюпнула носом. – Пойди, посмотри, как он там, и расскажи мне. Пожааалуйста, Лайам!
– Не беспокойтесь, мы тут о ней позаботимся, любезно вставила акушерка. – Кажется, он не доверяет нам, дорогая, – добавила она с улыбкой, обращаясь к Джо.
Лайам не стал спорить.
– Вы так легко от меня не избавитесь, я еще вернусь!
– Наверняка вернется, – пробормотала, вздохнув, акушерка. – Везет же некоторым девушкам! заметила она не без зависти. – Как приятно видеть такую привязанность в супружеской паре!
Не мне развеивать ее романтическую фантазию, подумала Джо со слабой улыбкой. В ее переутомленной голове слова Лайама неожиданно обрели угрожающее значение: он вернется, чтобы заявить о своих правах, которые благодаря ее доверчивости мог поддержать юридически. Родить покажется еще легко, после того как они сядут и начнут обсуждать свое совместное (или несовместное) будущее.
– Теперь, когда мы дома, я действительно чувствую, что он мой.
– Мой?
Джо закусила губу, но промолчала.
– Пока я каждый день навещала его в больнице, было такое ощущение, будто он принадлежит комуто другому. – Казалось, что все емкости в комнате были наполнены цветами. Пахло замечательно. – Люди были так добры, – бормотала она, читая подвешенную к букету бирку.