119 
Алка охала:
— Да, что-то слышала. Этот маньяк еще потом под поезд бросился…
— Это другой… тоже маньяк… он всего восемь лет… Вольфганг Приклопил… Тоже австрияцкий человек…
— Да что они там с ума посходили, без баб в этой Австрии? Это какой же ужас — всех в подвале на цепи держать!
Меня несло на страшные истории:
— А еще… в Германии… один сволочь, гад… трах-трах двух сестер… а потом иголкой и ниткой это… шик-шик… вульвы… шик-шик…
Она сделала большие глаза:
— Чего? Сшил, что ли, срамными губами?
— С рамой — нет… друг с другом… две… нет, четыре… Когда полиция… раз-два… они так лежали на диване… сшитые…
— А зачем? — не поняла Алка.
Я тоже этого объяснить не мог, и только сказал, что я не садист и маньяков не понимаю, хотя говорит же мой психоаналитик, что любое соитие есть насилие: мужчина берёт, женщина дает… злоитие… вот у нас одного известного модератора посадили за то, что его любовница заявила в полиции, что он ей, угрожая ножом, сказал: «Ложись в постель, не то я тебя прирежу»… уже год сидит, ждет суда… Но сидеть, шить?.. Они кричали, наверно, больно… рот заткнул… А!.. Как дедуш ка Коля… Алка качала головой:
— Нет, ты что, дядь-Коль золотой был человек… Только ручками, говорил… мне много не надо… только туда и сюда… Почему не сделать дяденьке приятное?.. Что мне — трудно, убудет с меня, что ли? Всё лучше, чем матёму зубрить… Помню, бабуленька мне всегда говорила, чтобы я к мужикам близко не подходила. «Что тебе среди них надо, грязных, вонючих?» — шумела. А мне было приятно нюхать эти запахи… Табак… Вино… Пот… А у тебя пота совсем нет. Вы что, не потеете? — Она вдруг строго посмотрела на меня, что несколько обидело и показалось скрытым намёком.
— Мы что, не люди?
Алка нагнулась за зажигалкой, показав темный шов… нет, ров… между увесистыми грудями (куда так хотелось забраться):
— Да ладно, не залупайся! Вы люди, конечно, но аккуратные. У моей подружки норвежец был, так он три раза в день принимал душ и по два раза брился… Она ему говорит, — ты, дружок, должен за воду доплачивать…
А вот этот бычок Стоян как мышь потеет…
Вот это было непонятно.
— Как мышь — почему? Мышь — это же «мало»… Он мало потеет?
— Нет, много. Так говорят у нас — «как мышь потный», «потеть как мышь».
— Почему?
Она задумалась, почесала за ушком красивым пальцем («У нас таких пальцев даже у королев красоты нету», — думал я, чувствуя, что Алка нравится мне всё больше и больше):
— Чёрт его знает. Народ знает, просто так говорить не будет… Видно, потеет, много бегает… Хотя шерстка у них — как им потеть?
Я помог ей:
— А на подбрюшке… В подбрюхарии… ножки-ноженьки…
Алка предположила, что мыши могут часто болеть гриппом, потому что там, в трубах, где они сидят, холодно и дует. Я возразил, что мыши — умные звери и там, где холодно и дует, сидеть не будут, а будут искать — и найдут — место, где тепло и не дует, — например, на печи… На что Алка тут же твердо сказала:
— Нет, на печи мыши сидеть не могут — там кошки сидят… Где кошка — там мышам делать нечего. — На это я вспомнил нашу баварскую пословицу о том, что, когда кошки нету дома, мыши пляшут на столе, а Алка вспомнила, что у дядь-Коли была вредная кошка Машка, которая всегда сидела на шкафу и таращила глаза, когда Алка приходила проведать хозяина, а раз бесшумно соскочила со шкафа и кинулась на Алку, но дядь-Коль успел огреть её костылём — и она обиделась, ушла и неделю не приходила, а когда пришла, то принесла назло вшей, от которых дядь-Коль так и не смог избавиться.
Спор о потливых мышах на печах меня очень заинтересовал, сразу появилась интересная гипотеза, но Алку тянуло назад:
— А чего дядь-Коль?.. Сейчас, когда их столько у меня было, вижу, что он еще, может, самый хороший был. Нет, не думай, он меня не обижал, боже сохрани, что ты!.. Ласкал, дарил, что мог. «Лучом света» называл… А что он мог?.. Без ноги с войны. Сидел, писал что-то, статьи какие-то в журналы… Правда, после того, как мой батяня-комбат отхуярил его в дым его же деревяшкой, больше писать не смог… слёг и всё больше лежал… типа паралича… ничего, я ему и параличному пару раз приятное сделала, когда домой в отпуск приезжала… Жалко же, человек пострадал из-за меня. А мне не трудно…
— В отпуск? А где ты работаешь? — очнулся я, вспомнив из учебника фрау Фриш, что «все советские люди имеют хорошую работу, а летом едут в отпуск на побережье Крыма или Кавказа», причем фрау Фриш добавляла, что те, кто не работает, те не имеют права летом отдыхать на побережье Крыма или Кавказа, им надо сидеть в тюрьме…
119 
