155 
Она замялась:
— Сейчас я… занята, в общем… Подожди, миленький, до завтра!
— Да, спасибо, хорошо, не вопрос!
И я, счастливый, щелкнул кнопкой. Я, конечно, оставлю ей эти деньги. Я так и знал, что этот кабанок… бычатка слямзирил!.. Игрок! Этим всё сказано. У этого Стояна стоймя стоит, а что мне от того? Ну его к туркам!
Максимыч спрятал за батарею пустую бутылку, а с полки вытащил новую:
— Вы, это, колбаску берите, сырочек… Может, оливьешку принести?
О да, оливье, сказочный салат!
— Принесите, да, пожалуйста! Оливьерушка крутой!
Максимыч позвал, на зов просунулась голова и, получив заказ, исчезла. Павел Иванович отвинтил бутылке головку:
— Так. Когда амуниция прибудет — дальше чего? Сегодня он уже в Питер не ездок, пусть здесь ночует. Или у тебя, или у меня, милости просим. А завтра мы отвезем его на вокзал и отправим в Питер…
«Отправим» мне не понравилось: сразу вспомнился учебник фрау Фриш, где жители столицы отправляют письма, посылки и бандероли с Главпочтамта во все уголки необъятной Родины.
— Что я, бандерулька? А вы сами? Не едем? — Мне вдруг так захотелось, чтобы старики поехали бы со мной, и довели бы до самолета, и посадили бы в кресло…
— Это больших денег стоит, откуда у нас? Бедность, конечно, не порок, но паскудное паскудство и свинство.
— А у меня есть, — сказал я. — Сколько надо? Сколько билет до Питера?
— Долларов сто, кажется.
— Гостиница на сутки-две?
— Ну, по-разному, от 50 и выше.
— Ну, скажем, тоже 200–300. А у меня есть полторы тысячи, евро. Чего, не хватает?
— Да как не хватает? За глаза! Еще и на пол-литру с закусью останется, — оживился Максимыч, потирая клешни.
Павел Иванович покачал лицом, но не возразил, а Максимыч, разрезая огурчик и подавая мне половинку, добавил:
— А чего, сила есть, времени — воз и маленькая тележка…
— Зачем тележка? — испугался я (может, они хотят по-партизански по сёльным дорогам ехать?) — Поедем на поезде!
— Ясный пень, не на лошадях… Ты в Питере когда был? — обратился Максимыч к другу.
Тот пожевал губами, насупился:
— Да и не помню. Лет 25 назад.
— Ну, посмотрим город. Говорят, красивый стал…
А я обрадовался такому развороту — хотя бы они согласились поехать, решили бы все эти проблемы, усадили бы в самолет… И мне показалось, что чем больше «бы» я напихаю во фразу, тем вернее всё сбудется. Я начал хвалить Петерсбург:
— Да, очень прекрасивый город… наипрекрасивейший…
Вошла пожилая женщина с тарелкой оливье, в другой руке — водка. Она поставила салат на стол, увидела, что из бутылки отпито совсем мало, и растерянно удивилась:
— Вы чё, не пьете, гостя не угощаете?.. А я вам вторую принесла…
Максимыч сделал строгое лицо:
— Да мы тут… тёрли… Дела, обмозговать надо… Давай, запас костей не ломит, — взял он бутылку и поставил на стол.
«Мозгование» плавно переливалось в рюмки, оттуда — на язык, с языка — обратно в мозги, где основательно полоскалось и сушилось. Ветераны вернулись к важному вопросу, который они обсуждали до моего прихода, и я, взяв себе, как дикий хищняра, полтарелки оливье, начал есть и слушать, что было бы, если бы Гитлер победил и мог ли Гитлер сделать такой сильной и крепкой свою армию, если бы ему не помогал Сталин?..
По первому вопросу решили, что, если бы Германия победила во Второй мировой, Гитлер был бы возведен в ранг святого, евреев бы безнаказанно травили по всему свету, а немцы с удовольствием превратились бы в хозяев мира, без всяких там забот. По второму вопросу Павел Иванович напомнил, что по версальскому договору немцам всё было запрещено — иметь армию, вооружаться, лить сталь, делать оружие. И сталь лили для них в России, а танки и самолёты собирали на Украине и в Белоруссии и тайно отправляли в Германию:
— Без нас вы бы фиг что сделали! Сам Геринг в наших лётных частях учился на Украине! И Денниц! И Розенберг! Даже свастику мы вам дали! — разгорячился Павел Иванович, что было для меня неожиданностью:
— Как это вы так?
— А вот так. Вы про Гурджиева слышали? — Он уставился мне в переносицу.
— Нет… или кажется да… Это каннибал?
— Без Гурджиева не было бы вашего Туле…
— Какая Тула? — вначале не понял я, потом дошло — это же он о «Thulle-Gesellschaft»[85] говорит!.. — Да, Туле, знаю, общество. А Гурджиева — нет. Кто это?
Павел Иванович взял половинку огурчика.
155 
