200 
Алка нежнощупала и гладила мой локоть, отчего было приятно, но гордость мешалась теперь с беспокойством: ведь я видел кровь из-под шапочки на лбу ударенного!.. Опять криминал!.. Что за реверс? Мало было 50 тысяч заплатить? Но что делать — он же нападал? Любой суд оправдает. Да, но… больше квази-Гагарина я видеть не хочу. Да и полковника не желаю! Бежать сейчас, одному! Но он знает рейс, найдет… А тот тип с ножом… Хотел меня в спину ударить, куртка максимычевская спасла — крепкая, битая, путная, спасибо ему и удачи!
«Злом зло убил!» — вдруг пришла фраза, я начал вспоминать, откуда она («не из Лютера ли?»), стал беспокоиться, оглядываться:
— Алка, пусть чёрт туфли берёт, поехали отсюда, komm, weg von hier![119]
Алка преданно сжимала мой локоть:
— Комм так комм… Ладно. Я еще дома поищу, кажется, Стояновы обувы где-то торчат… А ты молоток! Ну, фашист! Дал ему как следует! С такими так и надо, а как еще? «Я сразу убью» — и как даст по башке бутылкой! — восхищенно изобразила она. — Ты не трус, не сдрейфил!
— Дрейф… Да, я как плыл… плавал… в дрейфе…
Когда мы добрались до квартиры, было уже темно, в домах светились окна.
Алка уступила мне свою комнату (где главной мебелью была очень большая трёхспальная постель и не менее большое зеркало рядом с ней):
— Ляг, отдохни перед дорогой, а я с сестрой телик посмотрю, — и ушла в другую, где бубнил телевизор и сестра занималась сортировкой тёплых вещей для посылки, вслух комментируя новости:
— Это они любят — в большом зале собраться и лапшу на уши вешать! А народ слушай да молчи! Шеи на галстуках лежат! Мундиры лопаются! Тут не знаешь, как концы с концами свести, а эти бессовестные совсем о людях не думают!.. Ну хоть что-то народу дай! Нет, ненасытные! И всё только — надо, нужно, необходимо, уже пора, должны, обязаны, пришло время… а сами пока что — карманы набивать да яхты покупать…
— А чего это они так колготятся? — спросил Алкин голос.
Голос сестры со злорадством ответил:
— А с коррупцией бороться хотят! Ты на них только погляди — самые главные коррупщики собрались и талдычат… Вон, пишет что-то, поперёк себя шире, ручки в лапе не видать от жира…
Алкин голос засмеялся:
— Наверно, записывает, что взятки брать плохо, чтобы дома на стенку повесить и наизусть выучить… Да как усердно, мама родная, пишет — аж язык высунул, словно первоклашка какой, ебись ты в рот слоеным пирожком!..
Голос сестры с возмущением объяснил:
— Это чтоб все видели, какой он честный и покорный, всё записывает, что начальники говорят, чтобы, не ровен час, не забыть по дороге на свою Рублёвку, что с понедельника надо срочно начать бороться не на жизнь, а на смерть! Смех один! А ты день и ночь думай, где деньги взять, чтобы все эти мохнатые лопаты умилостивить и подмаслить… Всюду обдирон — мама не горюй! Коррупта проклятая! Короста!
— Да, короядцы… где Роза с берёзы… — громко вспомнил я, на что невидимый, весело-удивленный Алкин голос отозвался из другой комнаты:
— Во как! А ты такие слова откуда знаешь?
— Откуда? От верблюда!
Хоть я и шутил, но в голове крутилась сцена с типами. Надо сказать Максимычу, что я на свободе и что его куртка спасла мне жизнь!
Я не поленился и позвонил. Максимыч был рад, что всё уладилось:
— А то что это — студентов ловить? Совсем они там торкнулись умом! Других преступников нету, что ли? Мы уж с Павлом Ивановичем хотели этих ментов поганых прищучить, да больно быстро они вас увели, а то им пасть порвать — это в два счёта…
— Есть другие, спасибо… куртка спасала. — И я коротко рассказал, как было дело в скверике.
Максимыч стал предупреждать:
— Мы же говорили — осторожнее, хулиганья полно… один ко мне недавно шился, пока не получил по мозгам…
Я начал представлять себе его рубонь, которой я никуда не хотел бы получить от него… А Максимыч стал ругаться, что идешь по улице — тебе на башку сосульки валятся, или асфальт рухает, а оттуда кипяток бьёт; сел в метро — а там террористы, чечены, нашисты, скины, блин, всякие, готы-переготы, чтоб их чёрт побрал, молодежь жарит на Вечном огне колбасу, совсем совесть потеряли, по улицам фашисты шмыгают, а за что мы на фронте с сапёрными лопатками за поясом, чтобы хоть как-то грудь прикрыть, голыми руками с фашистом бились:
— Вот, сосед пошёл на футбол, а нарвался на фугас… А милиция таких, как вы, ловит. Вот какая у нас милиция. А вы когда едете?
200 
