52 
«… После разговора с Антоном Любаша в недоумении. Не может поверить в происходящее. Ждет, ждет каждый день. Надеется, что Антон придет хотя бы собрать вещи. Мысленно готовится к разговору. Постоянный внутренний диалог с самой собой. Воспроизвести этот диалог. Поднажать на женское отчаяние. Однажды ночью, проснувшись, она приходит к выводу, что должна просто убить ее, Анну…»
Вздрогнув, Наташа отвела взгляд от монитора, моргнула в пустое пространство. Вот так, да? Просто убить, значит. Эка ее разнесло-то, господи! А главное, никакого убийства в романе согласно задумке точно не происходит, герой в самом конце, хлебнув стервозниного Анниного характера, благополучно валится доброй Любаше в ноги, умоляя его простить великодушно. И Любаша прощает конечно же искренне и навсегда и моментально все забывает, и на фоне этой амнезии наступает полный сопливо-розовый хеппи-энд, потому как рукопись в серию «Мальвина» без хеппи-энда ни за какие художественные коврижки не возьмут…
Она снова уткнула взгляд в только что прочитанные ею строчки, хмыкнула озадаченно.
Так вот вам. Убить, значит. Очень интересно. Это ж как надо бедную женщину довести до безумия, чтобы она любовницу мужа убить захотела? Закрыв глаза и включив на полную мощность воображение, она вдруг представила, как заходит в свой кабинет, как достает из сумочки нож, как трогает сидящую к ней спиной Анну за плечо. Анна поворачивается к ней медленно, сидя на стуле, смотрит надменно и зеленоглазо, она отводит руку с ножом и…
Нет. Бред какой-то. Не получается. Она и курицу зарезать не может, не от страха, а в принципе не может, а от вида крови готова в обморок упасть не хуже какой-нибудь литературно-классической барыньки. Даже в кино, когда убийства всякие показывают, глаза сами веками прикрываются, будто внутри спасительное автоматическое реле срабатывает. Нет, не смогла бы она убить. Тут и ассоциировать нечего. Да и вообще… Зачем ей вообще это нужно – себя с собственной героиней ассоциировать? Надо просто успокоиться, надо прийти в себя, надо принять ситуацию как данность. Бабушка права – должен и ее насквозь положительный муж пройти хоть разок по скользкой дорожке измены, укрепить свой брак доброкачественным леваком. Да и она – не добрая клуша Любаша, чтобы ее можно было взять и так запросто бросить! То есть взять и объявить ей об этом по телефону, как того требует книжная героиня Анна…
Она быстро вздернула курсор в самый конец, начала читать последний, сотворенный совсем недавно и, как помнится, не без присутствия вдохновения текст. Вот. Вот он, герой, собирается с силами, чтобы звонить бедной Любаше и объявлять ей страшную весть. Вернее, не сам собирается, а холодная стерва по имени Анна такого поступка настоятельно требует. Фу, гадость какая… И текст получился фальшивый, мылкий какой-то, пошлый насквозь. И ситуация тоже фальшивая, и сюжет фальшивый. Не бывает такого в реальности. В дурном воображении бывает, а в реальности – нет. Если, конечно, заставить себя не думать о том, где и с кем ее муж проводит сейчас время…
Она с силой захлопнула перед собственным носом ноутбук, взглянула на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого, и она долго и удивленно на них пялилась, недоумевая, как быстро прошел для нее этот маетный промежуток времени. Даже посмотрела в окно подозрительно, будто сомневаясь в реальности поздних июньских сумерек. К счастью, сумерки были самые настоящие, вползли в открытую балконную дверь теплой озоновой влажностью, уютно расположились по углам гостиной. Действительно, днем же дождь был… Ее вдруг сильно потянуло в сон, как тянет заснуть именно в такие сумерки, наполненные влажной прохладной свежестью. Развязывая на ходу пояс купального халата, она побрела в спальню, плюхнулась на свою кровать, обняла руками подушку. Последней ее мыслью было – надо же Сашу дождаться, поговорить… Нельзя быть такой размазней, как Любаша… И тут же другая мысль, требовательная и сонная, пришла ей на смену – спи! Спи, не надо ни о чем с ним разговаривать. Как там у доброго и мудрого дяди Карнеги написано – не беспокой беспокойство, пока оно не побеспокоит тебя…
Проснулась она глубокой уже ночью от тихого шороха, чуть приоткрыв глаза. Саша бесплотной тенью, ступая на цыпочках, крался от двери спальни к кровати. Тихо откинув одеяло, лег на свое место. Вот так, значит. Крадется, как вор, под бок к собственной жене. И сна – как не бывало. Голова была ясной и пустой, и отчего-то гулко и часто билось сердце, казалось, что все тело сотрясается под его ударами. Саша быстро заснул, дышал ровно и глубоко, как спит человек с чистой совестью после трудов праведных. А может, он тоже притворяется, что спит? Хотя не похоже…
52 
