19 
И вот она сидит с ним рядом. Спина прямая, подбородок высоко поднят. И не испытывает к нему ненависти. Могла бы, но ничего подобного в ее душе, по-видимому, нет.
— Ты должна меня выслушать, — сказал он, взяв ее руку в свою. — Ты привлекательная. Очень даже.
Он смотрел на лицо Миранды и думал о том, что впервые хорошенько ее разглядел. Ее не назовешь красивой в общепринятом смысле, но в этих больших карих глазах есть что-то подкупающее и обаятельное. У нее безупречно чистая кожа и аристократическая бледность, что выгодно контрастирует с темными, блестящими волосами. Тернер вдруг заметил, что они у нее густые и чуть-чуть вьются. И еще, по-видимому, очень мягкие. Он касался их вчера ночью, но почему-то не помнит, какие они на ощупь.
— Послушай… — произнесла Миранда, явно растерявшись.
Он, не отрываясь, смотрел на нее. Почему он не может отвести от нее глаз? Взгляд переместился на ее губы. Чувственный маленький рот. Полные губы, которые так приятно целовать.
— Тернер!..
— Я могу лишь повторить то, что сказал, — тихо произнес он.
— О чем ты?
— Что ты очень привлекательна. — Он покачал головой, словно стряхивал с себя чары, которыми она его околдовала. — Это неоспоримый факт.
Миранда вздохнула:
— Тернер, ну что вы повторяете одно и то же: «Привлекательна»? Чтобы пощадить мои чувства, лгать не обязательно. Тем самым вы принижаете мои умственные способности, а это еще более оскорбительно, чем любые честные слова о моей наружности.
Он смущенно улыбнулся:
— Да я вовсе не обманываю тебя.
Миранда нервно закусила нижнюю губу.
— В таком случае — спасибо.
— Я обычно делаю более тонкие комплименты.
Тернер хотел еще что-то прибавить, но передумал, подобрал поводья и улыбнулся.
— Ну что, трогаемся?
Они ехали молча. Миранда изредка бросала на него любопытные взгляды. На его невозмутимом лице ничего нельзя было прочесть. Тогда почему она в смятении? Ей это не нравилось. Он сказал, что не испытывал к ней никакого желания. Но зачем тогда поцеловал ее?
И вдруг у нее с языка сорвалось само собой:
— Почему вы меня поцеловали?
На секунду ей показалось, что Тернер задохнулся. Лошади замедлили ход, чувствуя, что рука возницы ослабла. Потрясенный, он смотрел на Миранду и не мог вымолвить ни слова.
Девушка, уяснив, что тот просто не знает, как ответить на ее вопрос, быстро произнесла:
— Считайте, что я ни о чем не спрашивала. Это не имеет никакого значения.
Но сожаления от своего вопроса она не испытывала. Что ей терять? Смеяться над ней он не станет, как и рассказывать небылицы по этому поводу. Да, ей сейчас не по себе, но это ничто по сравнению с той неловкостью, которую девушка испытала прошлой ночью.
— Я виноват, — вдруг произнес он. — Только я. А ты, к несчастью, оказалась рядом.
Миранда увидела боль в его голубых глазах и положила руку ему на рукав.
— Не надо ругать себя зато, что злились на Летицию.
— Она умерла, Миранда.
— Но это не означает, что она не вела себя неподобающим образом, пока была жива.
Тернер как-то странно на нее взглянул и…расхохотался:
— Ох, Миранда, иногда ты говоришь жуткие вещи. Да еще так высокопарно!
Та улыбнулась:
— А вот это я сочту за комплимент.
— Я бы не хотел ставить тебя в положение учительницы, воскресной школы.
— Боюсь, что я так и не овладела в полной мере христианской добродетелью.
— Неужели?
— До сих пор держу злобу на бедняжку Фиону Беннет.
— Это та самая…
— Та самая противная девочка, которая назвала меня уродиной на дне рождения Оливии и Уинстона — им тогда исполнилось одиннадцать.
— Господи, сколько же лет прошло с тех пор? Тебя лучше не сердить.
— Постарайтесь, пожалуйста.
— Моя дорогая девочка, могу предположить, что милосердие — не твое достоинство.
Удивительно, как с ним легко и просто, подумала Миранда. Тернеру удалось сделать ее почти счастливой за такой короткий промежуток времени.
— Только не говорите вашей маме — она совсем другого мнения обо мне.
— По сравнению с Оливией так оно и есть.
Миранда погрозила ему пальцем:
— Пожалуйста, ни одною плохого слова о вашей сестре. Я ее преданный друг.
— Как собака, если простишь мне это сравнение. Я в хорошем смысле.
— Я обожаю собак. Это очень милые существа. Вы меня нисколько не обидели.
19 
