В колодце лестницы, ведшей на галерею второго этажа, мерцал, вспыхивая и угасая, свет. Стены галереи также были укрыты черной тканью. Челюсть мистера Д’Мелло отвисла, он прищурился, глядя вверх. Нет, это ему не привиделось. Там, наверху, различался мальчик, на цыпочках подбиравшийся, отвернув лицо в сторону, к черной ткани. Джулиан Д’Эсса, подумал мистер Д’Мелло. Естественно. Но тут мальчик приподнял уголок черной ткани, заглянул под нее, и мистер Д’Мелло увидел его лицо.
– Гириш! Что ты делаешь?
Услышав голос мистера Д’Мелло, мальчик обернулся. И замер. Учитель и ученик смотрели друг на друга.
– Простите, сэр… я… простите… они… они…
Кто-то захихикал за спиной Гириша, и внезапно он исчез, точно сорванный с места невидимыми руками.
Мистер Д’Мелло торопливо полез по лестнице вверх. Но одолеть сумел только две ступеньки. Грудь горела. Желудок норовил подобраться к горлу, руки намертво вцепились в перила, и он постоял, переводя дух. В лестничном колодце мерцала голая лампочка – вспыхивала и гасла, вспыхивала и гасла. На заместителя директора навалилась дурнота. Сердце стучало в груди все тише и тише, растворяясь в ней, как таблетка в воде. Он попытался позвать Гириша на помощь, но не смог вымолвить ни слова. Протянув, словно в поисках помощи, руку, он поймал уголок черной ткани. Ткань с треском разорвалась, открыв стену. Орды совокупляющихся человеческих существ, замерших в позах изнасилований, противоправных наслаждений, скотоложства, отделились от нее и заплясали перед его глазами насмешливой кавалькадой; мир ангельских упоений, которые он до сей поры так презирал, вспыхнул, открываясь ему. Он увидел все и все понял – наконец-то.
Там, на лестнице, и нашел его труп молодой мистер Бхатт.
День третий (утро): Рынок и Майдан
Мемориальный Майдан Джавахарлала Неру (прежде – Мемориальный Майдан Короля Георга V) – это расположенная в центре Киттура большая немощеная площадь. Вечерами ее заполняют люди, играющие в крикет, запускающие бумажных змеев и обучающие своих детей езде на велосипеде. По краям Майдана располагаются торговцы, предлагающие мороженое и сладости. На этой площади происходят все большие политические митинги Киттура. От нее ведет к Центральному рынку, крупнейшему в Киттуре рынку свежей продукции, улица Хайдера Али. От рынка можно очень быстро дойти до Городского совета Киттура, районной больницы имени Гавелока Генри и двух главных отелей города – «Главного Межконтинентального» и «Международного Тадж-Махала». В 1988 году неподалеку от площади открылся первый храм, обслуживающий исключительно живущих в Киттуре хойка.
С такими волосами, с такими глазами он легко мог бы выдавать себя за святого и зарабатывать на пропитание, всего лишь сидя со скрещенными ногами у храма на шафрановой тряпице. Так, во всяком случае, говорили владельцы рыночных лавок. А этот умалишенный только и знал, что сидеть с утра до вечера на корточках у осевой разгородки улицы Хайдера Али да таращиться на проезжавшие мимо автобусы и автомобили. На закате его волосы – темно-каштановые кудри, приводившие на память голову горгоны, – начинали сиять, точно бронза, а райки светиться. И пока длился вечер, он сохранял сходство с пожираемым мистическим огнем поэтом-суфией. Некоторые из лавочников могли рассказать о нем не одну историю: как-то вечером они увидели его скакавшим по главной улице на спине черного буйвола, он размахивал руками и ногами и кричал, точно бог Шива, въезжающий в город на буйволе Нанди.
Временами он вел себя как человек вполне разумный – осмотрительно переходил улицу или терпеливо сидел у храма Киттур-Дэви с другими бездомными, ожидавшими, когда им принесут и разложат по их сложенным чашей ладоням угощение, оставшееся от свадебного обеда или от церемонии посвящения в брамины. А в другие времена его замечали перебиравшим кучки собачьего кала.
Никто не знал его имени, религии или касты, а потому никто и не пробовал заговорить с ним. Только один человек, калека с деревянной ногой, раз или два в месяц приходивший по вечерам к храму, останавливался перед ним, чтобы дать ему еды.
– Почему вы притворяетесь, будто не знаете, кто он? – кричал калека, тыча костылем в его каштановые кудри. – Вы же так часто видели его прежде! Он был царь и бог пятого маршрута!
На миг внимание лавочников обращалось к безумцу, однако он так и продолжал сидеть, глядя в стену, обратившись спиной к ним и к городу.