Он открыл глаза. В небе горели звезды. И Кешава стал смотреть на них, чтобы забыть о вони отбросов.
Когда они утром пришли к лавке, ее хозяин, орудуя длинной палкой, подвешивал к потолку пакеты с порошковым солодом.
– Ты, – сказал он, ткнув пальцем в Виттала.
Он показал мальчику, как крепить пластиковый пакет к концу палки, как поднимать его и надевать на потолочный крюк.
– У меня на это дело каждое утро минут сорок пять уходит, а бывает, и час. Та к что работай без спешки. Ты же хотел работать, так?
И лавочник с обычным для богатого человека многословием прибавил:
– В этом мире кто не работает, тот не ест.
Пока Виттал вешал пакеты на крюки, лавочник велел Кешаве сесть за прилавок, выдал ему шесть листков бумаги с отпечатанными на них портретами киноактрис и шесть коробок благовонных палочек. Мальчику следовало вырезать портреты, укладывать их на коробки, накрывать целлофаном и клейкой лентой прикреплять целлофан к коробке.
– Когда на коробку наклеена красивая девушка, за нее можно взять на десять пайс больше, – пояснил лавочник. – Знаешь, кто это?
Он показал Кешаве картинку, которую только что вырезал сам.
– Известная женщина, снимается в индийских фильмах.
Кешава начал вырезать следующую актрису. Прямо перед ним стояла под прилавком спрятанная туда лавочником бутылка спиртного.
В полдень пришла с едой жена лавочника. Она посмотрела на Виттала, который сразу отвел взгляд в сторону, на Кешаву, глядевшего ей в лицо, и сказала:
– На обоих еды не хватит. Отошли одного к цирюльнику.
И Кешава, следуя указаниям лавочника, которые он запомнил назубок, пошел по незнакомым улицам и пришел в ту часть города, где работал уличный цирюльник. Столик цирюльника стоял у стены, а зеркало висело на гвозде, вбитом между знаком борцов за ограничение рождаемости и плакатом, призывающим всех остерегаться туберкулеза.
Перед зеркалом сидел обернутый в белую простынку клиент, цирюльник брил его. Кешава подождал, когда клиент уйдет.
Цирюльник поскреб затылок, оглядел Кешаву с головы до ног.
– Чем же мне тебя занять, мальчик?
Поначалу он смог придумать только одно: поручил Кешаве держать зеркало перед клиентами, чтобы они, побрившись, могли затем осмотреть себя. Потом велел ему стричь ногти и подрезать мозоли на ступнях бреющихся или стригущихся клиентов. А потом – сметать волосы с тротуара.
– Дай и ему поесть, он хороший мальчик, – сказал цирюльник жене, когда в четыре часа она принесла чай и печенья.
– Это мальчишка лавочника, значит, он и сам прокормиться может. Да к тому же он хойка, ты что же, хочешь, чтобы он ел с нами?
– Он хороший мальчик, пусть поест. Хоть немного.
И только увидев, с какой жадностью набросился Кешава на печенья, цирюльник сообразил, почему лавочник прислал его сюда.
– Боже! Так ты целый день ничего не ел?
Когда на следующее утро Кешава пришел к цирюльнику, тот похлопал его по спине. Он все еще не придумал занятия для Кешавы, однако большой проблемы в этом уже не видел. Так или иначе, нельзя было позволить, чтобы мальчик с таким милым лицом целый день голодал в лавке. И в полдень Кешаву покормили. Жена цирюльника ворчала, однако он вывалил на тарелку мальчика большую порцию рыбы с карри.
– Он старательный, он заслужил.
В этот вечер Кешава обходил с цирюльником дома: они вставали посреди двора и ждали, когда к ним выйдет какой-нибудь клиент. Затем Кешава расставлял деревянный стульчик, цирюльник завязывал на шее клиента белую простынку и спрашивал, как его сегодня подстричь. А покончив со стрижкой, махал простынкой, стряхивая с нее завитки волос, после чего направлялся с Кешавой к следующему дому, высказывая дорогой мнение о последнем клиенте.
– У этого не встает, по обвислым усам видать, – сказал он об одном.
А увидев непонимающий взгляд Кешавы, добавил:
– Похоже, ты об этой стороне жизни пока мало что знаешь, а, мальчик?
И, пожалев о своей болтливости, прошептал:
– Только жене ничего не пересказывай.
Всякий раз, как они переходили улицу, цирюльник хватал мальчика за руку.
– У нас тут dangerous [8], – говорил он, произнося ключевое слово по-английски, подрагивающим голосом, словно в иностранном словце уже содержалась целая драма. – В нашем городе на миг зазеваешься, и все – тебя уже нет. Dangerous.
К ночи Кешава вернулся в проулок за рынком. Брат крепко спал, лежа ничком на земле, он так утомился, что даже накрываться ничем не стал. Кешава развернул простыню и накрыл ею Виттала до самого носа.