37 
До войны я влюбиться не успел. Так уж сложилось… хоть и заглядывался на девчонок не меньше прочих, но вот ту, единственную и неповторимую, так и не высмотрел.
Вернее, был один вариант – но там без меня было все прочно, надежно, глубоко и беззаветно… осенью они свадьбу играть хотели.
Ну и плюс к тому – я в университет поступать готовился. Соответственно, время тратил на учебники, а не на танцплощадки. Эх, кабы наперед знать, что зря. Что я трижды позабуду так старательно заученные формулы, теоремы и доказательства… черт, я ведь даже разговаривать, да что там разговаривать – думать по-иному начал!
Потом, уже на фронте, я долго завидовал тем, у кого фотокарточка любимой была. Особенно – кому в подарках из тыла попадалась. Глупость вроде бы – но так порой хотелось, чтоб и на тебя чьи-то бумажные глаза с любовью смотрели. И чтобы кому-то можно было написать… нет, даже не написать, а просто вложить газетную вырезку со стихом… жди меня и я вернусь, только очень жди.
А потом я попал сюда, в этот мир, и встретил рыжую. Кару. Карален Лико.
И она стала для меня всем.
Правда, история любви нашей была от романтики далековата. Куда больше на хронику боев похожа. И дарил я ей не букеты, а пистолеты… вернее, один пистолет, «П-38».
Сейчас же, с Дарой… это совсем по-другому шло.
Словно какой-то здешний волшебник взмахнул своей палочкой и р-раз – срезал мне три последних года. И на месте старшего сержанта дивизионной разведроты Сергея Малахова очутился десятиклассник Сережка. Который «вальтеры» девчонкам дарить не умел, да и сам из них стрелять толком не умел – в тире нашем одни винтовки были.
Десятиклассник Сережка Малахов, который видел взрывы только в кино и не слышал, как воют бомбы. Который еще никого в своей короткой жизни не убил.
Сережка, который в пятницу, двадцатого, жестоко подрался с Васькой Гатошиным из второго подъезда. Мы с ним после долго ползали на четвереньках, просеивая песок в поисках пуговиц от рубашек – у меня был заплывший глаз и кровавое пятно под носом, а правое ухо Васьки было раза в два больше левого. Смешно – я совершенно не помню, из-за чего мы дрались тогда.
Зато я отлично помню другое…
Васька погиб через полтора месяца, под Казаровкой. Мы с ним попали в один взвод… он был ранен осколком мины и умер прежде, чем я смог докричаться до санитаров.
А Петька Рыков, сидевший через парту от меня, погиб в ночном бою, когда мы прорывались из окружения – его срезало пулеметной очередью.
Эх, если бы и впрямь нашелся какой-нибудь маг, который мог бы взять и зачеркнуть, отменить к лешему эти последние три года!
Как же… черта с два!
Сережка…
На самом деле на войне не взрослеют. Винтовка и две гранаты могут превратить мальчишку в солдата, но не в мужчину. Вкус пороха и крови не заменит первого поцелуя любимой.
Война лишь меняет людей. Нет, не так – не меняет. Корежит.
А сейчас вышло, что старший сержант Малахов просто-напросто не знал, что можно и нужно делать с принцессой, которая хочет ненадолго позабыть о том, что она – принцесса. Вот Сережка – тот хотя бы догадывался.
Р-романтик.
Позавчера вон даже лиарион купил. Это здешний инструмент… музыкальный струнный… что-то среднее между нашими гитарой и балалайкой, ближе, пожалуй что, к гитаре. То есть замотивировал я эту покупку сугубо делово – раз мы за циркачей себя выдаем, то и должны уметь изобразить чего-нибудь… соответствующее. С джигитовкой у меня проблемы, в метании ножа меня половина здешних парней наверняка обставит, а умение стрелять демонстрировать – во-первых, патронов жалко, а во-вторых, подозрительное это умение для бродячего циркача. Вот и выходит в сухом остатке только три аккорда, два перебора.
Даре, впрочем, понравилось.
Знал бы заранее – непременно б конфисковал у Рязани его аккордеон. Тем более, что Колька на нем и играть-то толком не умеет, так – терзает в меру своего неумения. Оно и понятно – ну какой спрос за слух с артиллериста? Команды слышит, и то хорошо.
Тут как раз дорога из леса вышла. Я подождал, пока поворот проедем, привстал, всмотрелся… и обернулся в глубь фургона.
– Эй, спящая красавица, – окликаю. – Подъем.
– Что… зачем?..
Голосок у принцессы был заспанный-заспанный. И мордочка тоже соответствующая, вплоть до соломы в прическе.
– Где?..
– Вот именно где, – говорю, – я и хотел бы узнать. Помнится, ты вчера про какую-то большую деревню говорила. Торйктит.
37 
