122 
— А еще на небе две луны, а в золотом скаттере четыре серебряных эрла. — Сэр Невилл сделал еще глоток и отставил чашку. — Эдмонт, не тяни змею за хвост! Если у тебя есть доказательства, непрошибаемые, как гномская броня, выкладывай их на стол. Уж поверь, я прослежу за тем, чтобы канцлер не сбросилтакойкозырь, как пустую фоску. Итак?
— Нет, мессир.
— Плохо.
Паук брезгливо покосился на чашку с настоем. Затем все же взял ее, зажмурился и сделал несколько больших глотков.
— Плохо, — повторил он, откидываясь назад и улыбаясь. Я вздрогнула — то, что в начале движения, на свету, выглядело ласковой улыбкой доброго дедушки, в тени разом превратилось в маску с жутковатым оскалом.
— История с городом, разумеется, будет похоронена, — начал Паук. — И не выйдет дальше Тайного Совета…
— Скорее, малого тинвальда, мессир, — воспользовался паузой секретарь.
— Да, пожалуй, — кивнул Паук. — Замешаны слишком уж многие… и почти все они заинтересованы, чтобы правда не выплыла наружу… и не стала причиной для неудобных вопросов. Но! — размеренную речь прервал оглушительный хлопок ладони по столу. Верховный Судья возвысил голос, его указательный палец нацелился на полковника, словно револьверный ствол. — Ты знаешь правила игры, Эдмонт. Своре титулованных псов нужна будет кровавая кость. В этот раз я смогу тебя отстоять, более того, на фоне прочих взорванный пират даже сойдет за успех… в этот раз, но не в следующий.
— Я понимаю, мессир.
— Не до конца. — Паук, устало вздохнув, взялся за подбородок, пропуская меж пальцев короткую бородку. — Ты слишком долго плетешь ловчую сеть, осторожничаешь, боишься спугнуть… но добыча нужна уже сегодня, даже вчера! Любая! Хоть дохлая мышь, лишь бы заткнуть им пасти.
— А если я ошибусь?
— На… плевать! — похоже, сэр Невилл хотел выразиться еще грубее, и лишь мое присутствие удержало его. — Если не вскроется сразу, мы все равно сможем использовать ход. Главное сейчас — продемонстрировать нашу силу, наши возможности, показать, что бой идет на равных, что мы тоже можем наносить удары, вести свою контригру! А не беспомощно бегать по следам, расшибаясь до крови, а затем, скуля и клянча платочек, утереть сопли! Нам… мне нужен результат, Эдмонт. И как можно скорее.
Глава 18
В которой инспектор Грин заходит в кабак.
На обратном пути я задремала. Уже третий пересып за сегодня. Первый был в каюте лейтенанта Маккарти, на обратном пути, тогда меня «выключило» идущее от стены тепло и мерный гул паровой машины. Второй раз я едва не утонула в ванне с ароматической солью, в краткие минуты блаженства перед визитом к Пауку. Сейчас же роль колыбельной сыграли холод, усталость и скрип каретных рессор. И, разумеется, молчащий, как гномский каменный истукан, спутник напротив.
Толком поспать, увы, не получилось. Я могла лишь проваливаться на пару минут, вновь просыпаться, ошалело вслушиваться в цокот подков и шелест дождя, вглядываться в неподвижную маску полковника — и вновь с головой нырять в тяжелую и вязкую, без сновидений, дрему.
Но даже болезненно-рваный сон казался мне сейчас истинным даром Леса — ведь он помогал избавиться от мыслей. Пусть и ненадолго — стоило мне проснуться, как они тут же возвращались, как согнанные с мертвого тела мухи.
В королевской полиции служили далеко не ангелы и не эльфы, я видела — и слышала — всякое. Но мелкие проступки рядовых стражников — одно, а когда преступить закон прямо и недвусмысленно разрешает один из Верховных Судий, в двух шагах от известного всей Арании зала с бронзовой статуей святого Фредерика Справедливого и надписью над кафедрой pereat mundus et fiat justicia[4]— совсем-совсем другое. Если люди до сих пор так легко готовы переступить через собственные законы, чего же стоят их клятвы и обещания другим расам?
Наконец мимо окна проплыли белые шары фонарей моста Менял, покачивание на булыжниках сменилось ритмичным перестуком по каменной плитке. Я увидела, как навстречу карете выплывает из темноты угловатая громада «Четырех Банков» — и отпрянула от оконца, когда по нему хлестнули струи воды. Мелкий дождик обернулся сплошной стеной ливня внезапно, словно волчья стая, всю дорогу державшаяся поодаль, а сейчас почуявшая, что упускает желанную добычу. Одна из лошадей жалобно заржала, карета дернулась и остановилась. Кард распахнул дверцу и выпрыгнул наружу — судя по плеску и сдавленной ругани, угодив прямиком в изрядную лужу.
122 
