126 
— Кажется, здесь.
Кард не ошибся, кабак устроили над водой — в остове корабля, соединенного с набережной мостом шириной в две ободранные доски. К тому же ровно посреди мостика присел, раскорячившись «в позе орла», один из посетителей. Добавить к исходящему от реки зловонию он мало что мог, но искреннее старался.
— Язакурю!
— Конечно, мисс Грин, как пожелаете. А я пока спрошу, туда ли мы пришли.
— Там вывеска над входом, — пробормотала я, но мой ответ растворился в отчаянном скрипе досок. Сидевший на мостике страдалец поднял голову — и выпучил глаза еще больше.
— Прошу прощения, брат в Творце. Скажи, это достопочт…
— Ы-ы-ы-в! — протяжно выдохнул «брат», делая руками странное движение, будто пытаясь оттолкнуть монаха — и, не удержав равновесие, свалился в воду. На миг я испугалась, что Винсент бросится следом, спасать заблудшую душу. К счастью, глубина оказалась не больше фута — бестолково побарахтавшись пару секунд, человек встал на четвереньки и, даже не пытаясь подтянуть штаны, по-жабьи запрыгал вдоль берега.
— Кажется, он чего-то испугался, — удивленно констатировал монах. — Но я ведь просто хотел узнать…
— Идемте, брат Винсент, — устало вздохнула я. — Давайте уже разберемся с этим делом.
Сначала замолкла первая волынка — измывавшийся над ней человек восседал на столе как раз напротив двери. И словно круги по воде, сквозь клубы табачного дыма по «Дырявой кружке» начала расходиться тишина — обрывался стук шаров для новуса, бросаемых костей, чавканье, бульканье, приглушенный шепот и пьяные выкрики. Финальным аккордом стал поднос в лапищах высокой, не меньше шести футов, полуорки — выйдя из-под лестницы на второй этаж, она увидала нас — и, раскрыв рот, упустила на пол дюжину кружек и мисок, с грохотом раскатившихся во все стороны.
Зря мы сюда пришли.
Я начала считать, затем сбилась. Начала снова, пропуская раскрашенных, как тропические птицы, девок, музыкантов, разносчиц и просто тех, кто выглядел слишком пьяным, чтобы представлять угрозу…
…и все равно счет выходил слишком большим.
— Мир вам, братья и сестры! — Винсент поднял ладони. — Мы явились, дабы переговорить с хозяином этого дома, известным как Десятый Мешок.
На пару мгновений в кабаке повесила ошеломленная тишина. Ее расколол приступ истерического хохота.
— Ой-е, не могушеньки, — визгливо крикнула одна из раскрашенных девиц, хватаясь за живот и сгибаясь едва ли не вдвое. — Ой, держите меня. Монашек с эльфой являются в «Дырявую кружку» и спрашивают, ох-хи, Мешка. Ой-я-я, расскажи кому, не поверят, скажут, черной травки нанюхалась!
Смех послужил сигналом — большая часть собравшихся в кабаке принялась ржать, тыча в нашу сторону пальцами, кружками с элем и полуобгрызенными костями. Приступ веселья не коснулся только угрюмой троицы у стойки, стеклянно уставившейся в потолок девицы в углу и застрявшего под игральным столом гнома.
— Святоше мешок на башку и за борт! — тип в рваной фуфайке отложил кий и зычно высморкался на пол. — Ежли впрямь верный слуга Единого, выплывет. А ушастую на стол. Давно, г-гы, хотел узнать, как там у них чего устроено, да никак случая не было.
— Не-е, Блейни, не-е… — второй игрок обошел стол, звучно хлопнул подтяжками по жировым складкам на пузе — и тут же в руке тускло сверкнуло лезвие ножа. — Святой поросеночек мой. Уж я с него рясу-то спущу, заодно с кожей.
Подхлестнутое адреналином сердце бешено колотилось в груди — но при этом ноги словно приросли к грязным доскам, и я могла лишь зачарованно наблюдать, как блестящая полоска стали рисует в воздухе замысловатые руны, все больше приближаясь к Винсенту.
А потом вдруг что-то мелькнуло — слишком быстро, размыто из-за скорости даже для эльфийских глаз — и толстяк отлетел назад, обрушив стол. Громко икнул, повернул голову и, явно не веря ни глазам, ни ощущениям, ошалело уставился на свою правую ладонь, прибитую ножом точно посредине игрового поля.
— Я не просил тыкать в меня острыми железками, — голос Винсента был все так же ровен и мягок. — Я просил дать нам возможность поговорить с мистером Десятым…
— Ааа-а-а-а-а-а!
Визжала девица, та самая, что полминуты назад чуть не падала от смеха. Для столь прокуренных легких звук звучал удивительно чисто и тянулся на одной ноте, не прерываясь…
— Кончайте тварей!
В дюйме от моего уха пролетела кружка, оставляя за собой шлейф пенных брызг и запах разбавленного эля — и с оглушительным треском разбилась о дверной косяк. Следом почти по той же траектории проследовала безголовая селедка.
126 
