Особенно,... 
103 
Через три дня ходьбы все четверо обзавелись кровавыми мозолями и зверски устали. Надежда на водителей грузовиков и частных автомашин испарилась: те подозревали фашистского лазутчика почти в каждом незнакомце и подвозить наотрез отказывались. Вальд простудился из-за вынужденной ночевки на голой земле, Заборский подвернул ногу. Пришлось сделать длительный перерыв в путешествии: к счастью для коммунистов, они как раз проходили мимо фермы, владелец которой согласился дать путникам кров и пищу в обмен на помощь по хозяйству.
Следующие несколько дней Краслену пришлось косить траву, пасти коров, убираться в стойле и не переставая думать о преимуществах родных сельхозкоммун. В голове строчка за строчкой уже складывалась будущая статья в «Красную правду»: она должна была называться «Кулацкое хозяйство за границей, или Как живут ангеликанские батраки». Задумал Краслен написать в газету и еще об одной вещи: несмотря на повсеместную (в рамках С. С. С. М., разумеется) известность того факта, что никакие крестьяне, кроме красностранских, не имеют доступа к радио и не могут наслаждаться этим расширяющим границы мира новаторским изобретением, приемник у фермера все-таки был. «В редакцию нашей газеты попал вредитель, распространяющий дезинформацию, – понял Кирпичников, как только увидел в доме волшебную говорящую тарелку. – Скорей бы вернуться домой и разоблачить его!»
Хозяйская жена без конца слушала по радио мессы: стоило закончиться трансляции из церкви одного города, как начиналась трансляция из другого. Опиум выключался только тогда, когда из школы возвращались шестеро фермерских деток: они отгоняли мать от приемника и до глубокой ночи слушали фокстротики и болтовню о киноактерах. Лишь изредка главе семьи удавалось захватить власть над окном в большой мир и поймать сводку с фронта – в эти минуты к нему присоединялись и постояльцы. Новости о войне были неутешительны.
На десятый день войны фашисты вошли в столицу Шармантии. Шарлье бежал из страны вместе с кабинетом, родней, коллекцией антиквариата и годовым бюджетом. Новый премьер Рабурден, ветхий, выживший из ума старикашка, принес Шпицрутену присягу на манер феодальной.
За неделю до того выкинули белый флаг Шпляндия и Фратрия. Канцлер объявил об их присоединении к «Империи»: лучшие земли планировалось раздать брюннским солдатам (не сейчас, конечно, а после завоевания всего мира), на тех же, что похуже, заложили несколько десятков молодежных, спортивных, оздоровительных, поэтических, художественных, трудовых, исправительных, селективных, репродуктивных, евгенических и «ликвидационных» лагерей.
Частью Брюнеции формально стала и Котица: Васицу Шпицрутен учтиво подарил царю Збажды. Впрочем, на взаимной резне котичей и васичей это никак не отразилось: наплевав на государственную власть, они руководствовались теперь лишь своими племенными традциями. Экономической выгоды ни Збажда, ни Брюнеция тоже не получили: немногочисленные заводы и фабрики бывшей Котвасицы, уцелевшие среди ежедневных взрывов и перестрелок, стояли пустыми – все трудоспособное население либо смылось за границу (а в безопасности теперь себя чувствовать можно было разве что в С. С. С. М.), либо ушло в леса, где добросовестно истребляло бывших братьев или было истребляемо само.
Разделавшись с основными противниками, Шпицрутен за пару дней смахнул с политической карты несколько карликовых государств – таких незначительных, что в названиях их путались даже дикторы ангеликанского радио. Впрочем, без них брюннское господство, очевидно, было бы неполным и несовершенным, как обед без сладкого. Реакционное княжество на крайнем севере и отсталый каганат на крайнем юге присоединились к Збажде, объявив себя профашистскими. Марионеточное правительство, руководившее огрызком Вячеславии, не стало тянуть время и объявило о вхождении в состав Брюннской империи. Предводитель эскеридских реакционеров, ожидавший со дня на день полного разгрома республиканцев, слал брюннскому канцлеру дружеские приветы. Теперь под знаменами Шпицрутена были объединены, кажется, все мракобесы планеты.
Руководы Краснострании, как и ожидалось, выразили яростный протест против агрессии Брюнеции. Освободительные войны шпляндского, фратрийского, шармантийского, ангеликанского и других народов были признаны справедливыми. Впрочем, помогать им и ввязываться в войну рабочее государство не спешило: таково было решение народа. Хотя футуристическая фракция Совета художников и рвалась в бой, жаждая войны ради войны, но супрематисты, абстракционисты и конструктивисты высказались против. Пролетариям ни к чему было участвовать в драке буржуев с буржуями.
103 
