Особенно,... 
24 
Авиатор, кажется, заметил махолетчика. Сначала он пролетел мимо, но вернулся и заставил аппарат кружить вокруг Краслена. Так они летали, словно две планеты Солнечной системы, то сходясь, то расходясь: летатлин ближе к центру и помедленней, аэроплан – побыстрей и с большим радиусом.
– Товарищ! – выкрикнул Кирпичников так громко, как сумел, когда машины на мгновение стали рядом.
Авиатор открыл люк и выкрикнул в ответ:
– Я слушаю!
Голос был женский. Так, значит, не летчик, а летчица!
– Помогите! – заорал Краслен.
Аппараты разошлись. Пришлось дожидаться новой встречи.
– Мне! – добавил он спустя несколько секунд.
Еще один цикл.
– В столицу!
Снова.
– Тороплюсь!
Еще.
– Вредитель!
Опять.
– На заводе!
– Я лечу в столицу! – прокричала летчица в ответ. Ее голос тоже то приближался, то удалялся, то пропадал в шуме мотора, и Краслену наполовину приходилось угадывать, что она говорит. – Я… гу… взять… нельзя… вас… перелет… беспоса… осадочный!.. сесть…
«Ей нельзя садиться! – понял пролетарий. – Беспосадочный полет! Рекорды ставит!»
– Я… не знаю… умайте… попасть… самолет… адо пры… – кричала летчица.
«Прыгать в самолет? – думал Кирпичников – Я прыгнул бы… Да только вот откуда? Не получится…»
– Послушайте!
Еще цикл.
– Вы могли бы…
Разошлись вновь.
– Пролететь…
Еще.
– Над поездом.
Круг.
– Сбросить!
И опять круг.
– Лестницу!
Снова круг.
– Верев…
Похоже, поняла… Аэроплан перестал кружить вокруг летатлина, встал точно над поездом и начал снижать скорость и тихонько опускаться.
Краслен быстро спланировал обратно на товарный вагон, сбросил крылья и, увязая в щебенке, побежал к высунувшейся для него лестнице.
Нет, тоннеля впереди не оказалось, как бывало это обычно в кинофильмах.
Кирпичников не без труда ухватился за веревочную лестницу, вцепился в нее в ужасе от скорости, пополз наверх, болтаясь на ветру, добрался до крыла, влез на скользкую поверхность из металла и был втянут в самолет красоткой в шлеме.
Пять минут спустя, придя в себя, Краслен с восхищением рассматривал летчицу. Кожаные штаны, кожаная куртка нараспашку, под ней – свитер. Боевые ордена на круглом бюсте. Бледное лицо – точь-в-точь актриса! Губы цвета вишни. Черные глаза, густо накрашенные темно-серыми тенями. Тоненькие бровки (сколько их выщипывали?), выгнутые так, что на лице прекрасной авиаторши как будто бы застыло удивление.
Труд мой! Он же видел эту девушку в газете «Новый быт»! Это ей подражала Бензина, когда вдруг решила покраситься в черный! Это ее фотокарточку втайне хранил Новомир.
– Жакерия, – бросила красавица.
– Краслен, – сказал Краслен.
А сам подумал: «Черт, с ума сойти! Катаюсь в самолете Урожайской!»
Жакерия Урожайская была известной летчицей и дважды героиней Краснострании. Она ставила рекорды высоты и скорости, летала над тайгой, высматривая заблудившихся геологов, которые самоотверженно искали для страны нефть, спасала со льдины полярников, вывозя поодиночке на своем крылатом друге, бросила вызов одной буржуазной особе, считавшей себя авиаторшей, – и победила, конечно… Теперь Кирпичников сидел возле величайшей в Республике личности, и она вела себя так, будто в этом нет ничего особенного.
– Подайте мне, пожалуйта, шоколадку. Вон там, в том мешке.
Краслен осторожно вынул плитку «Школьного» с девчонкой в красной шапочке юнкома на обертке. В вещмешке осталось еще двадцать – тридцать штук.
– Я вами восхищаюсь, – сообщил он Жакерии, глупо улыбнувшись.
– Да? Спасибо, – отвечала Урожайская довольно равнодушно. – Впрочем, я ведь просто исполняю задания партии.
– О, конечно! – брякнул Кирпичников, не придумав ничего более толкового.
Немного помолчали.
– Самолет – моя стихия, – наконец сказала Жакерия. – Здесь я дома. Вот только одно удручает: курить нельзя. Приходится как-то отвлекаться, занимать чем-то рот. Можно еще шоколадку? И термос. Вон там…
Термос был разрисован красными супрематистскими фигурами рабочих. Кирпичников невольно залюбовался ими.
– Это мне товарищ Буеров подарил, – сказала летчица с теплотой.
– Сам Крылолет Буеров?! – изумился Краслен.
– В честь спасения полярников. Дал вместе с орденом, – гордо ответила девушка. – Там еще варежки были, но я порвала их, когда с парашютом прыгнула и по тайге две недели бродила.
24 
