Особенно,... 
137 
— О чем толкуешь?
— Я не хочу быть здесь, — сказала Эмили.
Крис потянулся к замку зажигания.
— Еще рано. Поедем куда-нибудь прогуляемся, — предложил он, но по его спине пробежал тревожный холодок.
— Нет, — ответила Эмили. — Я не хочу жить.
Крис сидел и молчал, поигрывая желваками, вспоминая другие высказывания Эмили, на которые он просто не обращал внимания, но которые вели к этому разговору. И он понял то, что так старательно пытался не замечать: человек, знающий Эмили настолько хорошо, как он, не мог не увидеть, что она ведет себя совершенно по-другому.
— Почему? — выдавил он из себя.
Эмили прикусила губу.
— Ты веришь, что я скажу тебе все, что смогу?
Крис кивнул.
— Я так больше не могу. Я просто хочу, чтобы все закончилось.
— Что закончилось? Ты о чем?
— Не могу тебе рассказать, — выдохнула Эмили. — Боже мой! Мы никогда не лгали друг другу. Может быть, не всегда все говорили, но не врали никогда.
— Ладно, — сказал Крис.
Ее руки дрожали.
— Ладно, — повторил он.
Крис чувствовал, что голова идет кругом, как в тот раз, когда он ударился головой о край высокого трамплина и потерял сознание, — ему не хватало самых простых вещей, например воздуха. Перед глазами стояла пелена, и он понимал, что ничего не может поделать, чтобы эта пелена исчезла.
— Эм…
Он проглотил ком, стоявший в горле. Его голос — всего лишь очередная тень в машине.
— Ты… думаешь о самоубийстве?
А когда Эмили отвернулась, его легкие раздулись, как воздушные шары, и он почувствовал, что отрывается от земли.
— Так нельзя, — сказал Крис после минутного молчания, удивленный, что вообще в состоянии пошевелить словно резиновыми губами.
«Я не стану об этот говорить, — подумал он. — Потому что если заикнусь, то это обязательно случится». Это не Эмили, бледная и прекрасная, сидит напротив него и говорит о самоубийстве. Ему снится кошмар. Он ждет, пока кошмар закончится.
Однако он слышал собственный высокий и чужой голос, который уже поверил в происходящее.
— Ты… Так нельзя, — с запинкой вымолвил он. — Нельзя просто покончить с собой, потому что выдался дерьмовый день. Нельзя принимать подобные решения вот так, с кондачка.
— Ничего не с кондачка, — спокойно ответила Эмили. — И дело не в плохом настроении. — Она улыбнулась. — Как приятно говорить об этом. Совсем нестрашно думать об этом, когда произносишь все вслух.
Крис вздрогнул и распахнул дверцу машины.
— Я пойду поговорю с твоими родителями.
— Нет! — воскликнула Эмили. В ее голосе послышался такой ужас, что Крис остановился. — Пожалуйста, не надо! — прошептала она. — Они не поймут.
— Я тоже не понимаю, — горячо запротестовал он.
— Но ты меня выслушаешь, — ответила она, и впервые за пять минут хоть один довод показался Крису разумным.
Конечно, он выслушает. Ради нее он готов на все. А ее родители… Да, она права. В семнадцать лет даже крошечные неприятности приобретают размеры слона, мысли могут дать самые невероятные всходы на плодородной почве разума, поэтому иметь рядом с собой человека, который принимает тебя таким, какой ты есть, — так же важно, как дышать. Взрослые, уже давно забывшие, как были детьми, закатят глаза, усмехнутся и скажут: «Все пройдет». Как будто подростковый возраст — болезнь сродни ветрянке. О нем все вспоминают как о досадной неприятности, но совершенно забывают, насколько болезненно переживали его в свое время.
Бывало, Крис просыпался утром весь в поту, его так и разрывала жажда жизни, он задыхался, как будто бегом поднялся на вершину утеса. А бывали дни, когда он чувствовал себя не в своей тарелке. Он просыпался ночами от страха, что придется всю жизнь соответствовать образцу, в который он превращался, и ему было просто необходимо вдохнуть пьянящий запах шампуня в волосах Эмили — в чем он не хотел признаваться даже самому себе. Как он мог объяснить это другим, особенно своим родителям? И Эмили — только потому, что это была Эмили, — крепко цеплялась за него и отводила беду, чтобы он передохнул.
Он одновременно был горд и напуган тем, что она доверила ему свою тайну. На мгновение от него ускользнул тот факт, что она не может рассказать ему, что ее беспокоит. Восседая на троне ее доверия, он ликовал оттого, что был единственным спасителем Эмили. Он один.
Потом Крис подумал о том, что она может вскрыть себе вены, и в его душе что-то надломилось. Им вдвоем не справиться.
137 
