очень нудно 
99 
Освобождаясь от Михальчука, Дорогин ударил его ногой, затем легко отбросил в сторону. Поднялся, отряхнул одежду.
— Букет, Букет, оставь этого урода!
Но пес на этот раз не послушал нового хозяина. Он рычал, глядя в глаза противнику, словно у него имелись свои счеты с Овсейчиком. И стоило тому лишь шевельнуть рукой, как пес клацал зубами, предупреждая, что еще одно движение — и челюсти могут сомкнуться на горле.
— Уйди! Уйди! — засипел таможенник. Дорогин взял пса, который недовольно рычал,
за ошейник, оттащил в сторону и грозно прикрикнул:
— Сидеть! Сидеть, Букет! — а затем потрепал его по загривку. — Молодец, хороший пес, настоящий друг!
Сергей нагнулся, небрежно поднял нож, взвесил его в пальцах, а затем, с разворота, не целясь, метнул. Нож воткнулся в ствол старой ели метрах в четырех от земли, воткнулся глубоко, почти на треть большого лезвия. Затем Сергей подошел к мотоциклу, вырвал ключи из замка зажигания и зашвырнул их далеко в кусты. Сорвал патрубок с бензобака, дождался, пока топливо вытечет на землю, оттолкнул мотоцикл на обочину. Тот завалился набок.
Таможенники сидели на траве, не рискуя подняться на ноги. Ведь рядом был пес, который бросал враждебные взгляды то на одного, то на другого.
— Когда захочу, ребята, тогда и уеду. Вы меня поняли? А если будете упорствовать, пожалеете, причем сильно пожалеете.Дед Михась сидел в машине ни жив ни мертв.
—- Я буду здесь до тех пор, пока не разберусь, что случилось с моим другом. И если будете гнать волну, — глядя в глаза Овсейчику, произнес Дорогин, — вам не поздоровится, уж поверьте!
— Сергей, Сергей, поехали отсюда! Ну их к чертовой матери, они же совсем пьяные!
— Залезай! — приказал псу Дорогин.
Тот легко вскочил вначале на сиденье водителя, затем перемахнул через спинку и устроился сзади, развалясь во всю длину сиденья. Сергей сел в машину, повернул ключ в замке зажигания, хлопнул дверцей. Автомобиль рванул с места, и из‑под протектора полетели в лица таможенников куски земли и истертой травы.
Когда рассеялся дымок, когда стих гул двигателя, Овсейчик посмотрел на Михальчука.
— Ну ты видел теперь, какая он сука? Он нас загубит, поверь мне, загубит. Я таких сволочей за версту чую, у него все нутро гнилое. Я же тебе говорил, это не Гришки дружок, это мент московский. Скорее всего он приехал под нас копать.
— Сам я уже ничего делать не буду, — тихо прошептал Михальчук, — что Саванюк скажет, то и сделаем. Пусть сам расхлебывает, сам кашу заварил, мы здесь ни при чем.
— Ага, ни при чем! А как бензином дом обливали, забыл, что ли? Как «дальнобойщиков» прикончили, тоже забыл? А как двух контрабандистов — Сокола с Круталевичем — в Двине утопили, тоже из башки вылетело? Я еще могу целую кучу припомнить. Кончать его надо, а то нам тюрьма светит.
— Тюрьма? А может, «вышка»?
— К черту, к черту! — забурчал Овсейчик.
Он поднялся, отряхнулся и принялся разбираться с мотоциклом. Без ключа он бы его, может, и завел, но в баке не осталось ни капли бензина.
— Сука! Сука! Подонок! Весь бензин слил! Михальчук трясущимися руками пытался прикурить.
— Был бы у меня пистолет, а еще лучше автомат, я бы эту тварь уложил на месте, а потом закопал где‑нибудь на болоте.
Вспыхнул язычок пламени. Михальчук трясущимися руками принялся прикуривать. Пальцы не слушались, будто деревянные. Наконец он затянулся и тотчас надрывно закашлялся.
Только сейчас Овсейчик заметил, что его приятель курит. Подбежал, вырвал сигарету.
— Ты что, сейчас как полыхнет! Тут же бензином все облито!
— Як бензину не подхожу, я помню, где он слит, вон пятно на траве.
— Дай пару раз дернуть.
Михальчук сделал три затяжки, скурив сигарету почти до фильтра. Он волновался, был бледен, руки дрожали.
— Теперь мотоцикл по очереди покатим? — спросил Михальчук.
— Да ну его на хрен! Катить мы его еще будем! В кусты засунем, ветками прикроем, а потом на «УАЗике» подъедем, зальем бензин. Ты на машине, я на мотоцикле, и всех делов–пирогов.
— Куда идти ближе всего?
— Ближе всего на хутор к деду.
— Но нам туда не надо, правда? — с надеждой в голосе спросил Михальчук.
— Пока не надо, — сказал Овсейчик. — Оружие возьмем, а вот тогда посмотрим, кто кого.
Михальчук принялся искать глазами нож. Лезвие блестело, даже в неверном вечернем свете заката оно горело огнем на темном стволе.
99 
