Особенно,... 
26 
— Поговорим, когда вернешься в Штаты. Не уверен, что все еще буду здесь, но позвоню тебе, если уеду. Ты дашь мне номер телефона, по которому можно было бы связаться с тобой?
Хантер продиктовал номер, и Слэйд записал в блокнот. Потом, раздираемый любопытством, спросил:
— Почему ты оставил фамилию Коулберн?
— Это было моим вторым именем до совершеннолетия, а потом я решил вернуть себе настоящую фамилию.
Слэйд почувствовал, что Хантер многого не договаривает, но понадобится куда больше времени, чем пятиминутная беседа по телефону, чтобы они как следует, узнали друг друга. Пожалуй, вся жизнь.
Будто прочитав его мысли, Хантер спросил:
— Отец сказал, что ты работаешь на ранчо в Монтане. Ты этим всегда занимаешься?
— Всем понемногу. Работал на стройке, но мне больше по душе простор. Я поменял много мест, а ты?
— Я специалист по международному праву, а потому много разъезжаю. Видно, у нас обоих в крови страсть к… скитанию.
Разговор вновь надолго прервался, будто они не знали, с чего начать. Наконец Слэйд сказал:
— Рад, что ты позвонил. Не скажу, что и вправду надеялся отыскать тебя.
— А я рад, что ты меня нашел. Свяжусь с тобой, как только можно будет вести разговор конкретнее.
— Звучит заманчиво. Сообщу, где искать меня. Счастливого Рождества.
— Куда уж счастливее, — пробормотал Хантер. — До скорого. Я позвоню.
Слэйд положил трубку, и у него перехватило горло.
В кухню вошла Эмили с Амандой.
— Хочешь поговорить? — мягко спросила она, поглаживая Аманду по спинке.
У него не было потребности делиться с кем-то своими проблемами. Мужчина живет своим умом и должен сам находить решения. Но Хантер не относился к разряду проблем, и решать было нечего — по крайней мере, пока.
— У меня и вправду есть брат-близнец. Отец Хантера переправил ему по факсу мою фотографию, и он утверждает, что мы — одно лицо.
Откинув голову, Эмили внимательно посмотрела на него.
— И каково знать, что у тебя есть брат?
— Странное ощущение. Сам не знаю, чего ждал. Чувство, что говорил с посторонним.
— Вы и есть посторонние, и останетесь ими, пока не побудете вместе.
— Похоже, ему этого хочется. Да и мне. Он сейчас по делам в Лондоне и едва ли вернется раньше середины января. А потому придется подождать с воссоединением.
— Какой он? — спросила Эмили.
— Сдержанный… образованный. У нас, пожалуй, найдется не много общего.
— Вы одной крови. Это связывает крепче всего.
Аманда начала чуть попискивать, и, чтобы отвлечься, Слэйд взял ее на руки. Он думал о связи, соединяющей его с братом, и о своей все возрастающей привязанности к Эмили. Они держались непринужденнее с той ночи, когда наряжали елку. Она уже не отскакивала от него, когда он случайно касался ее, а он старался по возможности держаться к ней поближе.
— Ты хотел бы пойти со мной в церковь этим вечером? — спросила она.
— Ты хочешь взять ребенка?
— Мэйвис обещала посидеть с Марком и Амандой, если я… если мы захотим пойти.
— Охотно свожу тебя. Марк не будет огорчен, что его не возьмут на прогулку?
— Он будет спать, служба начнется не раньше половины одиннадцатого. Вернемся мы к полуночи.
Слэйд вдруг призадумался о походе в церковь, соседках Эмили и о том, как он одет. Но это можно легко решить.
— Мне надо съездить после обеда в город. Тебе что-нибудь нужно?
Она покачала головой.
— У меня есть все, что надо.
Глядя на нее, он подумал, что и у него тоже.
На то чтобы уложить Марка в постель в сочельник, понадобилось чуть больше времени, чем обычно. Эмили покормила Аманду. Слэйд едва успел натянуть новые ботинки, как до него донеслись голоса — видимо, приехала Мэйвис. Сняв с вешалки новый пиджак из верблюжьей шерсти, он надел его и прошел по коридору к кухне.
Увидев его, женщины смолкли. Эмили обвела его взглядом, начиная с узкого галстука, белой рубашки и пиджака и до черных джинсов и ботинок. Она так растерялась, что не находила слов.
Сама она была хороша, как картинка, в простом платье с длинными рукавами и расклешенной юбкой, доходившей до ботинок.
Слэйд потер рукой подбородок и пошутил:
— Что, плохо побрился?
Эмили покраснела, а Мэйвис рассмеялась.
— Разве может женщина удержаться от того, чтобы не засмотреться на мужчину, так разодевшегося ради сочельника?
— Неужто и впрямь, Эмили? — поддразнил он.
26 
