Особенно,... 
41 
— Да нет, благодарю, — отвечаю я, проклиная себя за приступ неуместной стеснительности. Шью я, признаюсь честно, хуже некуда. Рукодельничать не по мне, для вязания и макраме у меня, что называется, не оттуда растут руки. Да и прошли те времена, когда женщинам полагалось владеть иглой и спицами. Будь я в родном Нью-Йорке или в любом другом городе, просто купила бы себе новую вещь, но отсюда до ближайшего магазина одежды пешком, думаю, не дойдешь и за день. Уехать на машине я тоже не могу — во-первых, потому, что не знаю, куда держать путь, а во-вторых, меня уже заждались в саду.
Сажусь на прежнее место и, проклиная непогоду, свое неумение шить и даже Суссекс, начинаю корпеть над неприглядной дырой, то и дело выворачивая свитер на лицевую сторону и проверяя, не слишком ли уродливо смотрятся плоды моих трудов. Если бы дырка образовалась, скажем, под мышкой, я не особенно старалась бы, но свитер зацепился за гвоздь передней стороной, в районе груди, поэтому приходится попотеть.
Наконец затягиваю узелок и обрываю нить. Она не совсем такого цвета, как свитер, — тона на два светлее. На изнанке зашитое место выглядит ужасно, но с лицевой — вполне сносно. В любом случае у меня нет выбора. Бегом возвращаюсь в спальню, смотрю в окно, тайно надеясь, что снова полил дождь и мне вообще не придется выходить, но на улице даже проглядывает солнышко. Быстро натягиваю на себя свитер, второпях приглаживаю волосы и несусь вниз.
— Наконец-то! — провозглашает Мирабель. — Вот и наша красавица. Познакомься, Сэмюель, это Сиара.
Сэмюель, хрупкий старичок с лицом, покрытым паутиной морщин, не вставая с садового кресла, протягивает мне обе руки. Вкладываю в них свою, он сжимает ее, сердечно трясет и подмигивает Нейлу, потом внимательнее смотрит на меня.
— Очень, очень приятно.
— Мне тоже, — говорю я, садясь напротив и стараясь выглядеть довольной и не измученной противоречивыми мыслями.
Взгляд Сэмюеля скользит вниз, и выражение его лица внезапно меняется. Улыбка замирает и превращается в искаженную пародию на саму себя.
Неужели заметил, что у меня зашит свитер?! — с испугом думаю я, но голову, чтобы не выдавать смущения, не опускаю и упорно не смотрю на свою грудь. Наверняка решит, что я бедствую и не имею возможности взамен испорченной вещи тут же купить новую.
Сэмюель смотрит куда-то мне на руку и спешит отвернуться. Чувствую, что краснею, но по-прежнему держу голову высоко поднятой.
— Наша Сиара танцовщица, — произносит Стефани.
Сэмюель с той же вымученной улыбкой кивает и избегает смотреть на меня. Готова поспорить, он думает, что я бездарность. Танцую за гроши в третьесортных барах, а в Нейла вцепилась из-за денег.
Парень лет восемнадцати, которого раньше я здесь не видела — может, новенький или нанятый специально по случаю сегодняшнего пикника, — подходит ко мне и протягивает бокал с вином.
— Белое сухое. Устроит?
— Спасибо, вполне, — говорю я, принимая бокал подчеркнуто элегантным жестом. Да, я в зашитом свитере, но знаю себе цену и ни за что не склоню голову при виде ваших роскошеств!
Сэмюель делает вид, что рассматривает застежку-молнию на рукаве собственной куртки. Никто не торопится сообщить, что я из театра с эротическим уклоном, отмечаю я про себя. Старикашка уж больно приличного вида. Еще, не дай бог, упадет в обморок! Мне делается смешно.
— Кстати, Нейл и Сиара! — обращается к нам Мирабель. На ней шерстяной кардиган и брюки, в которых она смотрится весьма спортивно и никак не на восемьдесят. — Вы так и не рассказали нам, где и когда познакомились!
— Действительно, — подхватывает Гарри.
Я замечаю, что он обратил внимание на замешательство Сэмюеля, которое тот отчаянно пытается замаскировать, и вижу, что догадывается: смущает гостя мой вид. Сижу улыбаясь, словно мне ни до чего нет дела. Гарри медленно переводит на меня взгляд, тоже смотрит на мой несчастный свитер, закашливается, отпивает из бокала и притворяется, что не увидел ничего необычного.
Сидеть с беззаботным видом становится ой как нелегко. Стефани, Хэнк и Мирабель смотрят то на меня, то на Нейла в ожидании ответа и, судя по всему, еще не заметили, что на мне надето.
Неужели это уродство так бросается в глаза? — раздумываю я, уже не помня, о чем нас спросили. Да, получилось не ахти как, но ведь и не настолько же безобразно?..
— Ну что же вы молчите? — торопит нас Стефани. — Нам жуть как интересно! Порадуйте же стариков.
41 
