Особенно,... 
107 
За изгородью были заросли толокнянки с пурпурно-красными ветвями. Она пролезла под проволоку и оттуда – в заросли. Только тут, ощутив себя в безопасности, она остановилась, задыхаясь, обливаясь потом, с бешено колотящимся где-то в горле сердцем. Бедро болело, голова раскалывалась. Она опасливо коснулась лица. Скула уже начала припухать, а на лбу была шишка размером с небольшое гусиное яйцо. Но кожа на лице была цела. Ей повезло. Повезло. При этой мысли она заплакала тихо и горестно.
– Вылезай, слышишь! – неожиданно гаркнул отец, и она застыла в новом приступе страха. – Оторви свою задницу от земли и пойди домой машину!
Проходили секунды, а она все не двигалась, не покидала укрытия.
– Никчемное ты создание, вот что! – снова гаркнул он. – Жирная лентяйка и неряха, и больше ничего? Неудивительно, что мама умерла. Не выдержала, когда убедилась, что дочь ее просто кусок жира и бестолочь. Умерла, потому что ее с души воротило глядеть на тебя, ты, неряха несчастная!
Она зажала уши, чтобы не слышать эти исполненные ненависти слова. Слова, ранившие сильнее, чем его кулаки.
Отзвук этих слов все еще раздавался в ее ушах, когда Келли медленно вылезла из машины и оглянулась, недоумевая, что она тут делает. Ей следовало бы лучше позаботиться о ночлеге, прежде чем туристы забронируют все номера. Но она знала, зачем она здесь – чтобы встретиться с последними из теней прошлого. Ей надо было это сделать. Слишком долго она избегала их, пытаясь забыть их существование.
По твердой каменистой почве трудно было идти на каблуках, но осторожно, стараясь не оступиться, она пробралась к переднему крыльцу. Так же осторожно, стараясь не наступать на прогнившие ступени, она поднялась на крыльцо и дернула дверь. Замок был по-прежнему неисправен. Когда она толкнула дверь, замок поддался.
Войдя, Келли постояла в душной гостиной, где ее охватили знакомые запахи пролитого виски, невыветрившаяся вонь от какой-то засохшей кислятины и невыброшенных окурков. Яркие послеполуденные лучи безуспешно пытались пробиться через грязные оконные стекла и осветить комнату, но ухитрялись создать в ней лишь тусклый сумрак. Журнальный столик возле отцовского кресла был еле виден за грязными стаканами и до краев переполненной пепельницей рядом с фотографией матери в рамочке. На полу возле кресла валялась пустая бутылка из-под виски. Возможно, под креслом лежала не одна такая бутылка.
Она глянула на диван, на котором умерла мать. Его прикрывало все то же старое индейское одеяло, полоски на одеяле выцвели и были сальными от грязи. Взгляд Келли случайно упал на тряпичный с кистями ковер на полу. Мгновенно в памяти возникла картина: она, катающаяся по этому ковру вместе с отцом, и как она невольно взвизгивает, когда пальцы отца щекочут ее, а сам он при этом хохочет так же заразительно, как и она.
Воспоминание это ее сильно озадачило. До сей поры она как-то не связывала понятие «смех» с понятиями детства, отца и этого дома.
Все еще хмурясь, она пошла на кухню. Раковина была полна грязных тарелок, как и рабочий столик возле нее. Растрескавшийся и пожелтевший от времени линолеум отклеился и обнажил потертые доски. Но плита была все та же – плита с духовкой, некогда распространявшей соблазнительнейшие ароматы – ароматы пирогов, печенья и коронных маминых сластей – вкуснейших шоколадных пряников.
Еще одна остановка. Ее комната. А потом она уйдет.
Со времени ее отъезда здесь все оставалось нетронутым. Толстая пелена пыли покрывала каждый предмет в комнате – дешевый комод соснового дерева, который она сама покрасила в белый цвет, железную кровать с цветастым одеялом, старенькое радио на прикроватной тумбочке. Келли включила радио. Оттуда раздались звуки музыки и треск атмосферных помех. Келли улыбнулась, удивленная, что радио еще работает, и выключила его.
Прислоненная к ее подушке на кровати лежала ее кукла Бэбс. Когда Келли взяла ее в руки, кукла заплакала: «Уа-а-уа-а!» Келли вытерла с ее лица слой пыли, наклонила куклу так, чтобы она открыла глаза, потом тронула подол голубого платья, сшитого для нее матерью на руках.
Бэбс была главным подарком Санта-Клауса в день, когда Келли исполнилось семь лет. В том году на Рождество у них была елка. Отец принес ее в дом в Сочельник, и весь вечер они втроем – отец, мама и Келли – низали бусы из кукурузных зерен, клеили мучным клейстером бумажные цепи и украшали елку звездами, леденцами и снежинками, не забыв и об огромной звезде из фольги на верхушке. Когда отец стащил несколько кукурузин и съел их, мама рассмеялась и шлепнула его по руке. Отец подмигнул Келли и поделился с ней зернышками. А наутро под елкой Келли увидела Бэбс.
107 
