Особенно,... 
128 
бы я для себя хотела. — Лиа вспомнила свой сон во всех его удручающих подробностях. Вашингтон ей нравился, но сможет ли она жить там, как прежде? Жить, сознавая, что Джесс
остался в Даунли?
— Здесь было так хорошо, что мне не верится, что все происходит на самом деле.
— Не только было, осталось.
— Знаю, но, реально это или нет, я этого хочу.
Лиа начала чувствовать свои руки. Они обнимали Джесса — крепко, но без отчаяния. Обнимать его было так удобно… и в этом они подходят друг другу, как и во всем остальном.
—Имей в виду, что Даунли — маленький захудалый городишко, — предупредил Джесс.
— Маленький, но не захудалый. Ничего страшного, здесь я чувствую себя спокойно.
Да, в Даунли всем про всех все известно, но это не так уж плохо, люди неравнодушны друг к другу. В Вашингтоне до нее никому нет дела, во всяком случае, в том смысле, в каком бы ей хотелось. В Вашингтоне сплетни больно жалят, а здесь они образуют нечто вроде паутины, связывающей горожан воедино.
— А вдруг тебе станет скучно?
— В городе, где продают кофеварки для приготовления капуччино? Никогда! Да у меня здесь в десять раз больше дел, чем в Вашингтоне. — И Лиа говорила правду. Она отстранилась, чтобы посмотреть на Джесса, полюбоваться любимым лицом, красивым грубоватой мужской красотой, утонуть в глазах, в которых она видела прошлое и будущее, солнечный свет и туман, и волны, разбивающиеся на сверкающие голубые брызги. — Нет, мне никогда не будет здесь скучно.
Она дотронулась кончиками пальцев до его щеки, обвела контуры подбородка, губ и улыбнулась.
Глава 22
Уэнделл Кумбс, нахмурившись, сел на левый край деревянной скамьи. У него ныли кости и настроение было препаршивое. День выдался неудачный, да и неделя, пожалуй, тоже, да и весь месяц, если уж на то пошло. Ему было не по нраву то, что творилось в последнее время в Даунли.
Недовольно ворча, он поставил кружку на колено. В кружке был овощной сок, от кофе Уэнделл отказался.
—Кларенс, — пробурчал он, косясь на правый край скамьи.
Кларенс Харт кивнул:
— Уэвделл.
— Ну сегодня и парит!
— Точно.
Уэвделл поднес кружку ко рту, но пить не стал и опять поставил на прежнее место. Овощного сока ему совсем не хотелось, он бы с удовольствием выпил кофе, только не ту бурду, которую варили в лавке. Ему хотелось настоящего кофе — такого, какой готовила когда-то Мэйвис. Но Мэйвис закрыла лавочку и переехала в Бангор, в дом престарелых. Будь он проклят, если даст упечь себя в богадельню! Хотя и в Даунли стало противно, город катится в тартарары. С каждым днем старого становится все меньше, зато прибавляются какие-нибудь новшества.
— Слыхал новости? — спросил он Кларенса.
— Смотря какие.
— Они решили не продавать поместье. — Сообщая эту новость, Уэвделл испытывал такое же раздражение, как в тот момент, когда сам ее услышал.
—Ага.
Уэвделл мрачно уставился на Кларенса:
— А ты откуда знаешь?
— Я догадывался.
— По-моему, это глупость, дом-то уродливый.
Кларенс подумал, что, возможно, когда-то дом и впрямь был уродливым, но Сент-Клеры неплохо его отремонтировали, и Джесс был с ним согласен, и Гас тоже, и Кэл, и Эди.
— Все эти белое дерево, стекло, дурацкие ковры, нелепая мебель…
— Не надо было ходить смотреть, если не нравится.
— Так ведь я должен был попрощаться со старой дамой, как все.
Кларенс достал трубку и полез в карман за кисетом.
—Мой брат Банни говорит, похороны обошлись в десять тысяч долларов, — заявил Уэвделл.
—Не может быть.
— Да-да. Конечно, изрядную часть этих денег заплатили святому отцу, чтобы он сказал что-нибудь хорошее.
— Священник всегда говорит примерно одно и то же, люди просто вносят пожертвования.
— Ну да, и чем больше они жертвуют, тем лучше он говорит. Может, они отвалили ему все десять тысяч, хотя я лично не поверил тому, что он наговорил. — Уэнделл издал короткий резкий звук, напоминающий лай. — Ха! «Щедрая дарительница»! Да она была жадной, как все богачи. И то, что она сделала в Старз-Энд, мне тоже не понравилось, по-моему, это просто безвкусица.
Кларенс открыл кисет, вынул трубку изо рта и зачерпнул ею табак.
— А по-моему, все не так уж плохо.
— Посмотрим, что ты скажешь, когда они проживут здесь лет пять. По городу каждое лето будет носиться ребятня, а зимой толпы приезжих станут вырубать наши елки.
128 
