Особенно,... 
84 
У Мака изумленно вспыхнули глаза, но он скрыл это за очередным вежливым поклоном.
— Прогулка в сопровождении няни и ребенка, — пробормотал он. — Замечательно.
Стояла прекрасная погода, и в Гайд-парке было полно людей. Мак перестал играть роль почтенного поклонника, сдвинул шляпу на затылок и настоял на том, чтобы самому катить коляску. Изабелла шла за ним, восхищаясь видом своего широкоплечего мужа, идущего за детской коляской. Мисс Уэстлок немного приотстала, не мешая хозяину и хозяйке.
Дорогу для верховой езды заполонили лошади и экипажи, по тропинкам гуляли семьи, прогуливались парочки и няни с детьми. Эйми сидела в своей коляске, ухватившись руками за края, и с интересом рассматривала все вокруг. Она была спокойным, душевным, как называла ее мисс Уэстлок, ребенком.
Что чувствовала Эйми, потеряв мать, Изабелла не представляла. Может быть, девочка была еще слишком мала, чтобы понять, что случилось, но в целом она, похоже, приняла перемены в своей судьбе. Эйми с радостью дарила поцелуи Маку и Изабелле и, хотя открыто выражала свое предпочтение Маку, теперь с удовольствием оставалась и с Изабеллой, и с няней мисс Уэстлок.
Изабелла задавала себе вопрос, попытается ли Пейн, настоящий отец девочки, отнять у них Эйми. Она не знала, какие связи пустил в ход мистер Гордон, чтобы сделать удочерение законным, но он их уверил, что все будет хорошо. Однако Изабелла все еще тревожилась по этому поводу. Нельзя отдавать Эйми сумасшедшему, который поджигает дома и преследует женщин в парке.
— Мак, дружище! — раздался мужской голос, и Изабелла, подняв глаза, увидела четырех джентльменов, направляющихся в их сторону.
Изабелла подавила тяжелый вздох. Это были друзья Мака из Харроу и Кембриджа, которые во всех безобразиях, творимых в школьные годы, считали Мака своим предводителем. Теперь это были взрослые мужчины, но они оставались безудержными кутилами, готовыми на все, чтобы получить одобрение Мака.
Тот, который шел чуть впереди, невысокого роста, довольно стройный, со светлыми волосами, в двадцать два года стал маркизом Данстаном. Его имя было Кадволладер, а они называли его Колифлауэр[5] или, коротко, Коли. С ним вместе были лорд Чарлз Сомервиль, достопочтенный Бертрам Кларк и лорд Рэндольф Мэннинг. В свое время ни один из них не прошел строгого отбора на роль возможного претендента на руку дочери, устроенного отцом Изабеллы, и именно эти четыре джентльмена заключили пари, что Мак никогда «не вломится» на бал лорда Скрэнтона незваным гостем и не станцует с его невинной дочерью.
— Не верю своим глазам! — Лорд Сомервиль вставил монокль в левый глаз. — О Господи, и впрямь Мак Маккензи гуляет с ребенком. Где ты подхватил эту чертову игрушку? Расплата за пари, да?
— Это моя дочь, — холодно отрезал Мак. — Мисс Эйми Маккензи. Я недавно удочерил ее. Прошу следить за своей речью в присутствии малышки и моей жены.
В ответ Сомервиль лишь грубо захохотал.
— А, восхитительная леди Изабелла, — поклонился ей Бертрам Кларк. — Как приятно видеть вас снова. Вы ослепили мои глаза своим великолепием, миледи.
— Я думал, ты удачно избавилась от этого мерзавца, Иззи, — пристально посмотрел на нее лорд Рэндольф Мэннинг. — Мне очень жаль, что ты никогда не искала утешения у меня. Ты же знаешь, моя дверь всегда открыта.
— Ты негодник, Рэндольф, — скривил губы Колифлауэр.
— Хватит, — оборвал их Мак. — Еще раз оскорбишь мою жену, Мэннинг, и твой глаз почувствует мой кулак в перчатке.
— Господи, а что я такого сказал? — заморгал ресницами Мэннинг.
— Простите лорда Рэндольфа, — обратился к Изабелле Бертрам Кларк, которого отличали от остальных друзей самые приличные манеры, но при этом он был самым разгульным среди них. — Он пьян, он идиот и валяется у ваших ног. Мы все у ваших ног, как вы знаете.
— Все в порядке, — ответила Изабелла. — Для меня не новость его вульгарные манеры.
Все четверо захохотали.
— Остроумна, как всегда, — заметил лорд Чарлз. — Нам не хватало вас, миледи. Нет, правда, Мак, откуда у тебя ребенок?
— Я ответил тебе. Девочку я удочерил.
— Внебрачный ребенок, а, Мак? — подмигнул затуманившимся глазом Мэннинг. — Твоя жена — самая великодушная женщина.
Бертрам Кларк схватил Мэннинга за шиворот:
— Пришло время привести тебя в чувство, оболтус.
С этими словами он потащил Мэннинга прочь, а тот что-то бормотал и продолжал спрашивать, что же такого неправильного он сказал.
84 
