Чейз Тесье глубоко вздохнул.
– Долгие годы Тесье получали множество предложений от французских производителей шампанских вин и от здешних виноделов. Виктор и я решили ориентироваться на выбор самого гран-пера. Жан-Люк считал, что должен разделить свое имение. Итак, в честь него мы разделили урожай этого года и нашу землю со своими соседями. Я буду нести ответственность за этот раздел и обещаю быть честным. Что же касается дома и винодельни, Адриан Эллис, только что закончивший съемки «Дуэта», первого ноября вступит во владение ими. Хотя я знаю случай, когда известный голливудский режиссер стал блестящим виноделом, у Адриана таких планов нет. Этот дом станет его домом, а винодельня – домом звукозаписи.
Чейз с минуту оглядывал зал, и его суровое, будто высеченное из камня лицо слегка освещала улыбка.
– Итак, примите это как факт. От имени Виктора и своего я хочу поблагодарить всех вас и пожелать вам всего наилучшего. А теперь пора перейти к празднику, и я начну его с тоста в честь Жан-Люка Тесье, нашего любимого гран-пера.
Произнеся эти слова, Чейз поднял руку, в которой сверкал бокал шампанского.
– За гран-пера.
«За гран-пера. За гран-пера». Хрустальные бокалы, соприкасаясь, звенели, розы и виноградные гроздья ласкали друг друга, а лучшее шампанское ласкало вкус и обоняние гостей.
Прежде чем зал разразился аплодисментами, Чейз покинул возвышение, а Кэсс повернулась к Хоуп, вернее, к тому месту, где должна была стоять ее подруга в изумрудно-зеленом платье.
Но Хоуп скрылась, исчезла – должно быть, она ушла, как только Чейз объявил о том, что их компания перестает существовать, а двери имения Тесье, стоявшие открытыми сто лет, отныне закрываются.
– Это то, чего он хочет.
Кэсс обернулась на голос:
– Элинор! Так вы знали?
Но Элинор уже куда-то скрылась, – ее увлек за собой житель долины, торопившийся высказать ей свое сожаление.
Кэсс двинулась сквозь толпу, сквозь шуршание золотого шитья и пену шелковых оборок, стремясь побыстрее пробраться к Чейзу, стоявшему в отдалении рядом с Хоуп.
В это время Хоуп говорила что-то страстно, горячо и умоляюще; Чейз же был похож на статую, олицетворяющую изящество, благородство и гордость. Издалека казалось даже, что он не дышит. Как мог он вести себя подобным образом? Немыслимо! Неужели у него и впрямь не было сердца?
В этот момент внимание Кассандры отвлекло самодовольное презрительное лицо Сибил Куртленд Рейли, которая тоже заметила ее:
– Надеюсь, теперь вы довольны, Кассандра? Это ваше влияние, и вы знаете об этом.
Да знаю, знаю.
– Разве не вы ходили к Чейзу просить за Джейн? А он обратился к Виктору. Ведь я предупреждала вас, что случится, если Виктор узнает о появлении Джейн в имении.
Это было правдой. Сибил предупреждала ее. Но она отмела это предупреждение, сочтя его низким, высокомерным, несерьезным. А теперь она видела Чейза, стоящего в тени, и лицо у него было как у человека, которого давно уже ничто в мире не волнует.
– Что произошло между Виктором и Джейн?
– Ничего, что имело бы отношение к вам, Кассандра. Я и это вам говорила, но вы не пожелали меня слушать. И теперь, теперь… теперь все кончено.
– Этого не может быть. Поговорите с ним, Сибил! С Виктором. Пожалуйста! Скажите, что это моя вина, а не Чейза. Моя вина!
– В чем же ваша вина, Кассандра? – Это был уже другой, неожиданный голос, заставивший сердце Кассандры на мгновение замереть.
– О! Чейз!
– Ну, – замурлыкала Сибил, как кошка, объевшаяся канарейками. – Я думаю, мне лучше оставить вас наедине. Надеюсь, разговор у вас будет приятным.
С этими словами Сибил, прошуршав платьем, исчезла, оставив Кассандру наедине с Чейзом. С живым и теплым Чейзом, стоявшим перед ней, а не с бездыханной статуей, каким он показался ей издали. Видно было, что он дышит ровно; сердце без перебоев посылало кровь по всему телу, а в его пленительных глазах сияло расплавленное серебро.
Он улыбнулся.
– Знаете что? – Голос Чейза был похож на нежный, пламенный вкус его лучшего вина. – Нам с вами самое время прогуляться.
Чейз вывел ее через французские двери в розовый сад, где ночной воздух был пропитан ароматом роз. В отдалении что-то бормотал фонтан, выбрасывая вверх струю залитого светом звезд шампанского. За их спинами в бальном зале оркестр исполнял мелодии, полные любви и нежности.
– Так все-таки вы скажете мне, в чем ваша вина?