Особенно,... 
29 
Каждый день его голос был с ней. Утром и после обеда он сидел у себя в кабинете и разговаривал по телефону. Но он проводил с ней время за обедом, за ужином и после него, когда они вместе сидели на диване в гостиной. Попивая вино, Макс рассказывал ей о своих поездках и знакомых на четырех континентах, о коллекции произведений искусства, о детстве, проведенном в Голландии, Бельгии и Германии.
— Я всегда был сам по себе, я нигде не задерживался достаточно долго, чтобы обзавестись друзьями.
— Я тоже много где побывала, — сказала Стефани.
— И где же? — быстро спросил он.
— Не знаю. — Она озадаченно посмотрела на него. — Не знаю.
Они сидели по краям длинного дивана, все лампы в гостиной, кроме одной, были выключены. Гостиная была просторная, с высоким потолком, полы из белых квадратных каменных плит были застелены бессарабскими коврами с узором в виде цветов оранжевого, зеленого и коричневого оттенков. Во всю длину потолка тянулись балки, вытесанные вручную, мебель была в темных чехлах нежного оттенка, на стенах висели картины, изображавшие лавандовые поля и виноградники Прованса. На самом видном месте, на мольберте у камина, стояла большая картина с запечатленными на ней отрогами альпийского хребта, на которой красовалась размашистая подпись Леона Дюма. Была уже почти полночь, в комнате стояла полная тишина, экономка и садовник ушли, птиц не было слышно.
— Как я была одета? — внезапно спросила Стефани. — Что на мне было, когда мы с тобой познакомились?
— По-моему, длинная юбка и блузка с открытыми плечами.
— А какого цвета?
— Не помню. Я не очень много внимания обращаю на одежду.
— Неправда. Все вещи, которые у меня есть, куплены тобой, и все они — как раз то, что мне нужно: и по размеру, и по фасону, и по цвету. Макс, скажи, пожалуйста, какого цвета одежда была на мне в тот день? Из какой ткани была сшита юбка? А блузка?
— Из хлопка. На тебе была белая блузка и юбка в красно-черную полоску.
— Где я их покупала?
— Понятия не имею. Может быть, во Франции.
— А ты не видел, были на них ярлыки или нет?
— Нет. — Он пристально посмотрел на нее. — В больнице ты таких вопросов не задавала.
— Тогда я о них не думала. Так ты видел ярлыки на тех вещах, что были на мне, или нет?
— На борту ты достала из чемодана вечернее платье от Валентино и две блузки от Кристиана Диора.
— И все?
— Мы не до конца распаковали чемоданы. Я хотел, чтобы ты полюбовалась видом Монте-Карло из гостиной, и мы с тобой вышли из каюты.
— Больше ты ничего не видел? Никаких ярлыков, принадлежащих конкретным лицам?
— С чего это тебе пришло в голову?
— Если бы у меня была своя портниха, она сразу бы меня узнала.
— Нет, никаких ярлыков не было.
Испытующе глядя ему в лицо, Стефани нахмурилась. Она ему не верила. Что-то было не так; она чувствовала это, хотя и не знала, что именно и с какой стати ему лгать ей. Она чувствовала себя неблагодарной, ставя его искренность под сомнение после всего того, что он для нее сделал, но не могла отделаться от убеждения, что так оно и есть.
— У меня была с собой сумочка?
— Конечно, но не в моих правилах заглядывать в женские сумочки.
— Я пользовалась косметикой?
— Чуть-чуть. Совсем немного. Тебе она ни к чему.
— А какие у меня были волосы?
— Длинные. Роскошные. Если захочешь, ты снова отрастишь их.
— Наверное, я так и сделаю. — Она посмотрела на свои руки. — Ты сказал, что я не была замужем. Когда я тебе об этом сказала?
— Вскоре после того, как мы с тобой познакомились. Почему ты спрашиваешь об этом?
— Не знаю. Мне кажется… может быть… возможно, это не так.
— В самом деле? С чего ты взяла?
Она замолчала, внезапно ощутив, что не хочет поверять ему новые мысли, которые приходили на ум теперь каждый день.
— Чем ты занимался после того, как умерла твоя мать?
Он помедлил, размышляя, стоит ли ему повторять свой вопрос. Необязательно, подумал он; чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше.
— Мы с отцом все время переезжали с одного места на другое: какое-то время провели в Испании, потом перебрались в Лондон. Я же рассказывал тебе вчера о матери. Видишь, ты все помнишь.
— Ой! — Она подалась вперед. — Макс, я вспомнила! — Впервые с тех пор, как она пришла в себя в больнице, она улыбнулась, медленно растянув губы в улыбке, от которой у Макса перехватило дыхание. Его захлестнуло желание, и голова пошла кругом. С прошлой недели, когда они только приехали в Кавайон, не было ни минуты, когда бы он не желал ее, но он осадил себя и отвел ей отдельную спальню, сдерживаемый отрешенным выражением, которое появлялось у нее в глазах всякий раз, когда она поворачивалась к нему: это был взгляд незнакомого человека, взгляд человека, не испытывающего ни малейшего желания быть рядом с ним. Он знал, что на самом деле она не такая; их роман, который начался за месяц до того, как на яхте произошел взрыв, был самым страстным из тех, что выпали ему в жизни, полной сексуальных приключений.
29 
