Особенно,... 
32 
Он склонился к ней.
— Но мне это удалось?
— Да, — выдохнула Молли, глядя в его выразительные карие глаза. — Тебе это удалось.
Для человека, который одним взмахом руки мог заключить многомиллионный контракт, его улыбка получилась какой-то кривой и восхитительно несмелой. Он поцеловал ее в шею за ухом и прошептал:
— Что же нам теперь со всем этим делать?
Поддавшись внезапному всплеску острого желания, Молли порывисто прижалась к нему всем телом — что за ее двадцать восемь лет случалось редко. Откровенно говоря, в амурных делах она осталась на удивление неопытной. Влюблялась она только раз, еще в школе, а в загул ударялась всего дважды.
— Думаю… — проговорила она, пока Доминик покусывал ее ухо, — думаю, мы могли бы вместе изучить природу нашего влечения… не принимая на себя слишком больших обязательств.
Ну вот, она это сказала. Теперь он или разочарованно отстанет, или облегченно улыбнется. Разочарованно — оттого, что она не из тех, кто мечтает выйти замуж и вить гнездышко; облегченно — потому что она не стала ломаться, когда все началось, не станет навязываться, пока все будет в разгаре, и не собирается реветь в три ручья, когда все закончится.
Доминик слегка отстранился и снова посмотрел ей в лицо. Ни разочарования, ни облегчения в его взгляде не было.
Зато было… упорство, что ли? Да, пожалуй, упорство. Но упорство в чем?
Спросить Молли не успела — он снова начал ее целовать. Это оказалось так увлекательно, что она решила отложить игру в «вопрос — ответ» на потом. Она обняла его за шею, а он погладил ее по спине, сверху вниз, и теперь его ладони искали ее грудь.
Он был такой вкусный. Его язык дразнил ее, их рты слились.
Молли положила ладони ему на грудь, чтобы почувствовать сильное биение его сердца.
Магия. Влечение. Жар его тела, его напор, ее отзывчивость. Две половинки одного целого стояли рядом, принимая и отдавая.
И не важно, что они знакомы меньше суток. Она и так знает про его жизнь, награды, талант.
Разве дело в этом? Нет, вовсе не в этом. Ее потянуло к нему с первого взгляда (весьма, кстати сказать, недружелюбного). Наверное, виновата биохимия. Как у зверей, которые находят друг друга по неуловимому запаху. Короче, не важно, как это объясняется, главное, что Доминик явно испытывал то же, что и она.
Этого вполне достаточно.
В следующий миг Молли оказалась на кровати и не стала делано сопротивляться — зачем? Слишком это было прекрасно — обнимать, узнавать его. И сколько желания будили в ней эти ласкающие руки.
— Тук-тук-тук! Молли, ты слышишь? Раз ты стучалась, мы тоже бу… ой!
Как только Молли услышала голос Лиззи, она как-то ухитрилась выпутаться из объятий Доминика, так что когда девочка открыла дверь, они стояли не меньше чем в пяти футах друг от друга, она лицом к двери, он — спиной.
— Чего тебе, мартышка? — спросила Молли, почесывая невидимый прыщик под носом. Кажется, губы покраснели и припухли. — Что, уже пора обедать? Умираю, хочу есть.
На этих словах Доминик сдавленно застонал. Или показалось?
В этот момент подбежал Малыш Тони. В дверях он натолкнулся на Лиззи. Та стояла как вкопанная, одной рукой по-прежнему держась за ручку двери.
— Чего такое? — спросил он сестру. — Молли что, не хочет есть бутерброды с арахисовым маслом и джемом? Ой, дядя Ник, здрасьте. Ты тоже с нами будешь обедать?
Вопреки ожиданиям Молли, Доминик не повернулся, чтобы ответить. Вместо этого он прошелся к окну и выглянул наружу. Наверное, заинтересовался видом из комнаты на лужайку.
— Э-э-э… нет, Малыш Тони, видишь ли… Я просто заглянул на минутку к Молли, хотел пригласить ее на репетицию.
— Ну да, конечно. — Лиззи скорчила выразительную рожицу. — Пойдем, Тони, нам здесь нечего делать. Кажется, Молли с нами больше играть не будет.
— Наглая ложь, — быстро ответила Молли, сообразив, куда клонит Лиззи. Ей самой не раз приходилось попадать в такие ситуации. Даже слишком часто. — Через десять минут, крошки, я спущусь вниз, и мы с вами до отвала налопаемся бутербродов, а потом вы покажете мне лошадей. Что мы, зря морковку покупали?
— Как же, помню, «эту первосортную морковь мы специально вымыли и почистили для вас », — с ледяной иронией в голосе произнесла Лиззи. Для одиннадцатилетней девочки это у нее вышло очень неплохо. — Значит, ты не пойдешь смотреть репетицию?
Доминик наконец отвернулся от окна (Молли с улыбкой подумала, что ее женские чары, возможно, гораздо сильнее, чем она считала: ведь ему потребовалось столько времени, чтобы успокоиться).
32 
