122 
Все должно было быть отлично, думала Клер, но так не случилось.
Эмма избегала ее, спала допоздна, и уходила из дома, когда Клер была наверху в своей мастерской или где-то с друзьями, и возвращалась поздно. Они больше не разговаривали — встречая друг друга, обменивались словами, которые ничего для них не значили. Они с Эммой потеряли друг друга, и Клер тосковала по дочери. Как будто она уехала, и даже хуже, чем это, потому что она продолжала призрачно ходить — по дому, постоянным напоминанием, что когда-то они были вместе. Сначала Клер решила, что Эмма сторонится ее только по обычной подростковой мятежности, в ее случае запоздавшей: она никогда не проходила через это состояние обидчивой вражды, которое устанавливалось у всех ее школьных друзей с родителями. Но теперь Клер поняла, что что-то не так в жизни дочери, что-то случилось, о чем она не может ей рассказать, потому что стыдится или боится, или и то и другое.
Когда Клер принесла домой письма, которые дал ей Хейл, они с Эммой читали их вместе, изумленные и растроганные тем, что у людей находится время писать незнакомой девушке и говорить ей, что она прекрасна, мила, всеамериканская девушка! — и что, если она приедет в их город, они были бы очень рады с ней встретиться. Клер и Эмма вместе смеялись и обменивались улыбками, и на, несколько минут снова обрели друг друга. А затем это кончилось, и Эмма ушла в свою комнату. В тот вечер у нее не было свидания с Бриксом, встреч с друзьями, потому что все они уехали в колледж, но она все равно поднялась к себе сразу после ужина и не спускалась почти до ленча следующего утра.
Задумавшись о ней, Клер перестала рисовать.
Услышав шаги на лестнице, она вернулась от своих мыслей к бумаге. В одном углу полумесяц пересекали круг и длинная волнистая линия. Клер взяла карандаш и отретушировала пересечение, затем поглядела. Фигура была изящной и грациозной, и она почти ощущала ее холодный, мягкий изгиб под рукой. Бутылочка, подумала она, и пробка, скошенная в сторону верхушки полумесяца. Она улыбнулась, услышав стук в дверь и обернулась:
— Да, Ханна, — начала она, и тут увидела Алекса.
— Извините, что беспокою вас. Ханна сказала мне подняться.
— Все в порядке. — Теперь, поняв, что же она такое, нарисовала, она жутко хотела вернуться к работе. — Я думала, что вы выяснили все, что хотели.
— Я тоже так думал. Но когда начал писать, то появились кое-какие вопросы. Так всегда происходит. Если сегодня неудачный день, я вернусь в другой.
Она вздохнула.
— Заходите. Я знаю, у вас сроки. Что я могу вам еще рассказать?
— О нет, я разбираюсь в приметах. Когда вы находите что-то интересное, то нужно отловить это прежде, чем оно ускользнет. Я зайду потом.
— А почему бы вам не подождать? Вы правы: я хочу тут кое-что завершить, но идея у меня уже появилась, и надо ее только наметить. Можете дать мне полчаса?
— Столько, сколько захотите. Спасибо.
Он взял журнал по искусству с полки и, усевшись в кресло, стал спокойно перелистывать его. Клер, когда отрывала взгляд от стола, видела его резкий профиль, твердую линию рта, и уютную покойность его большого тела, заполнившего глубокое кресло. Он, казалось, был дома, и она ощутила перемену в своих чувствах о мастерской — ощущение суверенности было на месте, она по-прежнему была у себя, и создавала нечто из своих собственных идей, себя саму, но теперь словно делила мастерскую с другим. Это, не захват, подумала она, а занятие: ничего угрожающего или враждебного в том, как он его осуществил. Она улыбнулась самой себе, потому что это было приятно, и проработала в молчании почти час.
— Ну вот, — сказала она наконец. — О чем мне вам; рассказать?
Алекс отложил журнал и взял в руки блокнот.
— Эмма говорила мне о вашем первом походе в магазин, она сказала, что владелица пыталась обращаться с ней как с юной дурочкой, а вы доставили ее на место и она считает, что вы были превосходны. Можете рассказать об этом? .
— Она сказала, что я была превосходна? Как давно она так думала…
Клер села на кушетку и поведала ему о закупках у Симоны.
— Но, пожалуйста, не используйте название магазина: незачем. Они все одинаковы — продавцы, и даже владельцы, как Симона, не любят покупателей, которые, как им кажется, не богаты, потому что боятся потратить много времени из-за ничего. Я это понимаю, но все равно — отвратительно разделять людей на имеющих деньги и нет.
— А разве некоторые ваши новые друзья так не делают?
122 
