Особенно,... 
87 
Она отшатнулась, и сердце Джека упало. Слишком поздно. Боже, ну почему он все время опаздывает? Он упустил столько лет! Неужели уроки жизни не пошли ему на пользу?
— Когда я увидел тебя в первый раз, тебе было неполных шесть месяцев. Я помню, как спрятался за дверью, когда кто-то принес тебя в детскую и оставил одну в колыбельке. Я еще долго прятался, а потом подошел, чтобы посмотреть на тебя. Ты меня не сразу увидела. Ты была слишком занята своими пальчиками, с которыми разговаривала на своем языке — гукала. — Джек невольно улыбнулся, не замечая, что его глаза наполнились слезами. — Я помню, как наклонился ближе к твоему маленькому личику. И ты меня увидела. Ты долго на меня смотрела, Мери, очень долго. Я боялся, что ты заплачешь, но ты не заплакала, просто смотрела, будто решая, друг я или враг. А потом улыбнулась. Ты улыбалась, а в это время в детскую заглянуло солнце. Я наклонился еще ближе, а ты хихикнула и схватила меня за нос. Как же крепко ты его держала! Джек машинально погладил нос.
— Мне следовало бы уже тогда догадаться, Мери, что ты всегда будешь крепко держать меня, что мне никогда не удастся от тебя освободиться, что я этого сам не захочу. — Он встал, отошел, а потом обернулся, чтобы взглянуть на то, что потерял. — Ты правильно делаешь, что уезжаешь, Мери. Ты не заслуживаешь того, чтобы похоронить себя в Колтрейн — Хаусе.
Мери посмотрела на Джека долгим взглядом. Но сейчас она не улыбалась. Слезы ручьем катились у нее по щекам.
— Как он мог сделать такое, Джек? — спросила она упавшим голосом. — Что он был за чудовище, что поженил нас? Своего сына на своей незаконнорожденной дочери? Своих собственных детей…
Джек сел, где стоял, — прямо на пол и в недоумении посмотрел на Мери:
— О чем ты, черт побери, говоришь?
— О том же… о том же, о чем и ты, — ответила она и тоже сползла на пол, опершись спиной о бок кровати. — О том, о Господи, Джек… Ты же знаешь. А теперь знаю и я. Мы с тобой сводные брат и сестра. Я была сегодня вечером у Генри, и он мне все рассказал. Он сказал, что поэтому…
Джек моментально вскочил на ноги.
— Я убью его! К черту все планы. Я задушу негодяя! Он подбежал к двери в коридор, но она была заперта.
Это дало ей возможность догнать его, схватить за руку и умолять не спешить.
Но Джек вырвал руку и попытался открыть дверь.
— Где ключ? — взревел он. — Где этот чертов ключ?
— Не знаю, — ответила Мери, пытаясь оттащить его от двери. — Наверное, нас заперли Клэнси и Клуни. Я знаю, что ты в это не веришь, Джек, но это они. Успокойся и сядь здесь, у камина. Ты не можешь убить Генри за то, что он, пытаясь защитить меня, сказал правду.
В то самое мгновение, как Мери выговорила, что они брат и сестра, Джека охватила холодная ненависть, не имевшая ничего общего с благоразумием или здравым смыслом. Это чувство наполнило его единственным желанием — помчаться в роскошный дом Генри Шерлока, выдернуть его из этого дома за седые волосы, четвертовать, а потом развесить по частям на деревьях на три мили вокруг.
Вместо этого он оказался запертым в собственном доме, и Мери уверяет его, что парочка привидений спрятала ключ.
— По-моему, я схожу с ума, — сказал Джек, отшатнувшись от двери. — Веду себя как идиот, как полный дурак и на самом деле верю, что двое умерших более полугода назад только что спасли мне жизнь. Поскольку за то, что я решил сделать с Генри Шерлоком, меня бы повесили. Вот так, Мери.
— Ах, Джек…
— И оставить тебя? — Он крепко прижал ее к себе. — Как я могу оставить тебя здесь одну после того, что услышал? О Боже! Боже!
— Все в порядке, Джек, — успокаивала его Мери, похлопывая по спине. Ей хотелось забрать у него часть его боли. Она всегда защищала его от него самого: его настроений, его импульсивности… от его упрямства, граничившего с глупостью. — Все хорошо. Все хорошо.
Он позволил ей несколько мгновений утешать себя, пока собирался с мыслями, пока понемногу стихало безумие, охватившее его.
— Мы не брат и сестра, Мери, — прошептал он ей на ухо и, слегка отодвинув буйные кудри, поцеловал нежную белую кожу. — Тебе придется поверить мне, дорогая. Ты урожденная Мередит Фэрфакс. Мы не брат и сестра.
Он неохотно отпустил ее, но только на минуту — чтобы сесть на ковер перед камином.
— Мой отец — Август. Я чувствую себя как-то чище, называя его Августом. Он мне кое-что рассказал в ту последнюю ночь, Мери, в ночь, когда я дал согласие жениться на тебе и тем самым спасти жизнь тебе, Киппу, Клуни и Клэнси. Ведь Август поклялся отправить нас всех на виселицу. Но то, что он мне рассказал — и не без пьяной ухмылки, — могло обернуться еще худшим, в десять раз худшим.
87 
