Особенно,... 
122 
— Об этом можешь не тревожиться, Донован. Им будет не до того, чтобы докучать тебе или строить какие бы то ни было планы, когда я с ними покончу.
— Правда? Что меня в тебе более всего восхищает, дорогая, так это твоя скромность.
Она бросила на него яростный взгляд.
— Ты считаешь, я не способна справиться с ними? Я правильно тебя поняла? Так позволь мне сказать тебе кое-что. До сих пор я отлично с ними справлялась и могу…
Она вновь начинала злиться, и Томас решил, что для одного вечера оплеух ему более чем достаточно. Он притянул ее к себе и поцеловал, невольно улыбнувшись, когда почувствовал ее руки на своей талии. На этот раз она позволила ему оставить последнее слово за собой.
Во всяком случае, он на это надеялся. Однако, как бы там ни было, с этой минуты они с Дули не спустят глаз с Хервуда и Лейлхема, пока все это не закончится. И тогда, подумал он со вздохом, настанет время действовать им с Дули.
Маргарите было достаточно унизить этих людей, отправить их на какое-то время в изгнание. Она полагала, что тем самым она отплатит им за то, как они поступили с ее отцом, заставив его совершить самоубийство. Отомстив им, она почувствует некоторое облегчение и сможет, наконец, заняться собственной жизнью.
Сколько же времени, подумал он, понадобится его прекрасной умной Маргарите, чтобы понять то, что ему давно уже стало ясно и о чем он уже намекнул ей. Сообразит ли она, как уже давно сообразил он, что для того, чтобы положить конец изменническим планам Хервуда и Лейлхема, требовалось нечто большее, чем простое изгнание?
— Донован, — сказала Маргарита в тот самый момент, когда им помахала миссис Биллингз, которая сидела в снятой для них с Маргаритой ложе и пила миндальный ликер. — Один совет. Когда будешь говорить с сэром Ральфом, обращайся к нему постоянно «мой друг». Говори это тихо, глядя ему прямо в глаза. А когда будешь прощаться, не забудь сказать «до свидания».
Он посмотрел на нее, удивленный ее словами и улыбкой.
— Почему?
Маргарита пожала плечами.
— Как написал как-то Оливер Голдсмит: «Не задавай вопросов, и ты не услышишь лжи». — Она стиснула локоть Томаса. — Просто сделай, как я тебя прошу, Донован. Тебе будет намного легче разговаривать с ним. Обещаю.
Сэр Ральф чертыхнулся, раздраженный тем, что ему, словно какому-нибудь молодому повесе, приходится рыскать в домино и маске по темным аллеям в поисках этого неуловимого американца. У него совершенно не было времени на подобные глупости.
Большую часть дня он провел за написанием своего признания, не успокоившись до тех пор, пока не набросал его вчерне, по крайней мере, раза два. Излагая все это на бумаге, видя, как изливается из-под пера история всей его жизни, осуждая себя, осуждая Вильяма и остальных, он чувствовал, как с каждой минутой на душе у него становится все легче, несмотря на всплывающие то и дело в его памяти ужасные картины последних мгновений жизни Жоффрей Бальфура.
Он с нетерпением ожидал завтрашнего вечера, желая как можно скорее покончить со всем этим и, как обещал ему Максвелл, возродиться. Остальное будет несложно. Вне всякого сомнения, он расстанется со своими сообщниками по преступлениям. В том, что касается Перри со Стинки, это не составит теперь никакого труда, так как оба они были опозорены и, вероятно, уже изгнаны из общества. А этот кретин Артур, занятый тем, что выставлял себя на всеобщее посмешище, добиваясь руки и сердца богатой мисс Роллингз, несомненно, даже не заметит, что он больше не ищет с ним встреч.
Итак, оставался один Вильям. Сэр Ральф прикусил губу, задаваясь в очередной раз вопросом, как ему отделаться от Вильяма. Он в нем не нуждался — в этом у него не было никаких сомнений. Вильям никогда не снисходил до службы в каком-либо из министерств. Нет, он предпочитал оставаться в стороне, держаться в тени, нажимая на тайные пружины, но всегда оставаясь невидимым. Его власть заключалась в личных свойствах его характера — красноречии в парламенте, способности убеждать, уме и любви к аферам.
И в его угрозе, что Жоффрей Бальфур даже после своей смерти способен их всех погубить. Черт побери этого Бальфура и его тетрадь. Он постоянно бродил по окрестностям Чертси, о чем-то размышляя, а потом садился под каким-нибудь деревом подле неизменно сопровождавшей его в этих прогулках Маргариты и писал что-то в своей тетради, словно влюбленная девица, поверяющая лишь дневнику свои самые сокровенные тайны.
122 
