— Есть для тебя новость хорошая, — старушка улыбнулась хитровато, словно держала за спиной письмо для него. — Сказать?
— Да, — попросил Марк.
— Группу яды тябе определили… — подержала паузу и продолжила: — Теперя ты у нас «хищник». Сто тридцать граммов мяса сырого в день…
— Так я ж не могу сырого…озабоченно выговорил Марк.
— А я, старая, для чего? — снова улыбнулась Анна Владимировна. — У меня тут в кладовочке керогаз есть, я яго тябе жарить буду и вместе кушать станем… А то ж, понимаешь, трудно было Ефрему Миронычу. Он два дня маялся, говорит: «Запишем его крупным рогатым, так что — овсом кормить, што ли?!» Но вот нашелся, как тебе получше устроить.
Поболтав, старушка ушла, перед этим бегло осмотрев собак, кошку и белку.
Марк повернулся на бок, чтоб лучше ему был виден Кузьма.
Лежал он на столике в маленькой, как бы игрушечной кроватке, забинтованный весь, кроме шеи и головы.
— Кузьма! — позвал негромко Марк. — Кузьма! Птица покосилась на своего хозяина. Открыла клюв, подержала его так, открытым, с минутку, потом закрыла и отвернулась.
Марк улыбнулся.
— Кузьма, говори! — попросил он.
Давно уже не произносил Марк эту фразу, и сейчас ему показалось, что и интонация не та, и голос у него вроде изменился. Теперь Кузьма, может быть, и читать ничего не будет. А может, из-за ранения у него все его удивительные способности пропали?
Кузьма молчал.
— Кузьма! — снова позвал Марк, прислушиваясь к собственному голосу. — Кузьма, Теркина прочитай!
Попугай снова покосился на хозяина, но клюв не открыл.
Марк заволновался и почувствовал, как ему становится жарко и уже не хватает воздуха для дыхания.
Полежал, посмотрел в потолок, успокоился и снова на бок повернулся. Решил сам почитать птице.
Вспомнил откуда-то с середины и стал декламировать:
Драка-драка, не игрушка!
Хоть огнем горит лицо,
Но и немец красной юшкой
Разукрашен как яйцо…
Сделал короткую паузу. Вдох… и дальше:
Вот он — в полвершке — противник…
И тут Марка приятно приподняло что-то, он бросил взгляд на Кузьму — клюв его был раскрыт и двигался. Марк приглушил свой голос и продолжал:
Носом к носу. Теснота.
Так и было: Кузьма тоже произносил стихи, и этому Марк страшно обрадовался.
До чего же он противный —
Дух у немца изо рта, — сказали они оба, глядя друг на друга.
Прочитали еще несколько строф вместе.
Марк внутренне ликовал.
Потом снова лежал на спине, глядя в потолок.
Пришли две старушки, увезли собаку, ту, что лежала под стенкой. Увезли на операцию. Собака как-то жалостливо посмотрела на Марка.
Анна Владимировна приходила с первой мясной поджаркой.
— Почему так мало получилось? — удивленно спросил Марк, глядя на два коричневых подгоревших кусочка, лежавших на странноватом глубоком блюдце с синими буквами «ЦКВЛ».
— Ужарилось, голубчик, да и я кусочек съела… Мясо оказалось подгорелым, но Марк все равно был довольный.
— Я уж так плакала тогда, так плакала! — рассказывала Анна Владимировна, как совсем недавно в соседней палате помирала лошадь маршала Луганского. — И врачи тут дежурили, несколько дней, бедные, домой ночевать не ходили… Не спасли…
Поохала старушка, поохала и снова ушла куда-то. А час спустя в палату женщина заявилась в белом халате, накинутом на длинное зеленое пальто. Увидела Марка, рот открыла. Выбежала.
— Почему там человек? — донесся ее возмущенный голос из коридора.
В ответ невнятно прозвучал мужской голос. Марк напрягся, прислушался.
— Он не заразный? — спросила в коридоре эта женщина. И следующий ответ Марк не расслышал, но женщина снова вошла в палату, была она уже спокойнее. Прошла к кроватке с кошкой. Придвинула табурет и села.
— Ну как ты, — говорила, поглаживая ее. — Пальмирочка, мы все так соскучились по тебе, и Гарик, и Петя, и Машенька! Доктор сказал, что через пять дней тебя уже можно будет забрать!..
Потом она достала из черной блестящей сумочки сверток, развернула и стала кормить кошку тоненько нарезанными кусочками хорошо прокопченной колбасы. Запах колбасы тут же заполнил всю палату.
Марк сглотнул слюну, отвернулся и снова уставился в потолок.
Собака, лежавшая с другой стороны, заерзала.
Марк покосился на нее. Кажется, это была настоящая кавказская овчарка. Двумя широкими ремнями она была «прикована» к кроватке и лежала мордой к Марку, а значит видела и женщину, и кошку, и колбасу.