70 
А пока она смотрела на едва заметные на пасмурном, неприветливом небе звезды и боролась с закрывающимися глазами. Когда сражаться с наступающим сном надоело, она уснула. За всю ночь она не проснулась ни разу. Тяжелый сон сковал ее веки, тело, даря сновидения, в которых она возвращалась в Саринск. Здесь ее встречали взволнованные и ликующие земляки, потому что ее приезд – несомненное событие для города. Она возвращалась победительницей, и единственное, что омрачало ей праздник, – среди встречавших не было ее мамы. Но огорчение не было долгим. Толпа восторженно скандировала ее имя и, принимая очередной букет цветов, она скоро забыла об этой досадной мелочи…
Открыв глаза, Нина повернула голову, и глаза ее расширились от удивления: рядом спал совершенно обнаженный мужчина. Бесстыдно раскинув ноги, он тихо посапывал. В комнате, несмотря на октябрь, было жарко, душно – одеяло сиротливо лежало на полу возле кровати, одна из подушек – тоже. Нина посмотрела на себя – полупрозрачные бикини были единственной одеждой на ее теле. Длинные волосы свисали с кровати, на ворсистый ковер. Нина боялась пошевелиться.
Ведь тогда проснется этот незнакомец, а она никак не может вспомнить, как его зовут.
Нина осторожно высвободила онемевшую руку из-под его головы и снова внимательно посмотрела в лицо мужчины. На вид ему было лет тридцать, короткие светлые волосы, яркие губы без определенной формы, словно два алых размытых пятна, выделялись на матовом лице. Кожа у него была очень красивого оттенка – любая женщина позавидует. Нина смотрела на него и пыталась вспомнить, какого цвета у него глаза, как будто только это и было важным. Но память отказывалась давать ответ на этот вопрос. Оставалось ждать его пробуждения.
Медленно повернувшись на спину, Нина снова затихла. Тупая боль в голове, сухость во рту означали одно – вчера она снова выпила слишком много. Это стало частым явлением за последние полгода. Когда она впервые очнулась после веселого вечера и не могла вспомнить ничего о том, как провела его, – испугалась. Тогда же и пообещала себе, что больше ни капли в рот не возьмет, иначе рано или поздно это убьет ее. Значит, слово, которое она дала себе, оказалось снова пустым звуком. Наверняка она заехала в один из многочисленных баров и провела у стойки несколько часов. Ей было необходимо находиться среди людей, отвлекаясь на их праздное веселье, флиртующие взгляды и движения. При свете цветомузыки все казалось нереальным, легким, бесконечным, и Нина погружалась в эту безумную эйфорию с головой.
После смерти Геннадия она стала панически бояться одиноких вечеров и убегала из опустевшей без хозяина квартиры в темноту ночи. Бывало, что она просто бродила по улицам. Сначала – вздрагивая от каждого шороха, а потом – с удовольствием и интересом прислушиваясь и присматриваясь ко всему, что происходит вокруг. Она получала необъяснимое наслаждение от мгновений, когда сердце замирало, а сердце уходило в пятки от неожиданных звуков, раздававшихся рядом. Сворачивая с немноголюдных улиц в ближайший бар, она избавлялась от страхов. Расслабление в баре стало самым доступным средством от одиночества. Она заказывала водку и пила рюмку за рюмкой, оглядывая едва освещенное помещение мутнеющим взором. Она ничего не ела, ни с кем не разговаривала, отвергая любые попытки подвыпивших посетителей познакомиться с ней. Ей не нужно было разговаривать, обзаводиться новыми приятелями. Она просто находилась в атмосфере, на первый взгляд лишенной проблем и горя. Нина ждала, что и ее боль быстрее утихнет, когда вокруг будет царить безудержное веселье.
Она не думала, что потеря Геннадия, к которой она как будто была готова, настолько выбьет ее из колеи. Ей было невыносимо оставаться в этой когда-то заполненной его задорным смехом квартире. Со стены в гостиной на нее смотрели насмешливые зеленые глаза, и от этого взгляда Нине хотелось бежать. Бежать куда глаза глядят и больше никогда не возвращаться. Но каждый раз она снова приходила сюда. Пока это было ее пристанище. Не так давно – райское место, а теперь – адское. И только ежевечерние походы в шумные, прокуренные бары помогали ей не сойти с ума. Хотя это ли не назвать сумасшествием? Она прислушивалась к себе, отрешаясь от заполняющей все вокруг музыки, морщилась и заказывала очередную рюмку. Она научилась курить и находила забавным видеть, как серые клубы дыма окутывают ее. Ей казалось, что они охраняют ее, как невидимая оболочка, через которую доступ чужим заказан. Нина с удовольствием наблюдала, как несколько рук одновременно чиркали зажигалками, чтобы помочь даме прикурить. Она не удостаивала их даже взглядом – легкий кивок головы и только. Ей были неинтересны их лица. Какого черта она должна дарить им знаки внимания? В конце концов для того, чтобы поднести ей огонек в нужную минуту, есть услужливый бармен. Вот лица барменов она изучала подолгу. На следующее утро она все равно не могла вспомнить их и приблизительно, но каждый раз делала это с удивительной настойчивостью. Ей доставляло особый кайф видеть, как загораются их глаза. Наверняка каждый из них решал, что на него «запала» очередная богатая истеричка, топящая свою сексуальную неудовлетворенность в рюмке. Кобели! Нина презрительно складывала губы, отвечая на их призывные взгляды. Как легко было заполучить любовь на одну ночь. Вино и секс, причина и следствие – Нина брезгливо морщилась – это не для нее. И сознание собственной неповторимости, не сочетающейся с грязью бренного мира, заставляло ее заказывать новую порцию горячительного. Когда лица сидящих рядом становились совсем размытыми, а мысли в голове – смешными, она давала себе команду «стоп». Выпивала чашку черного кофе, и, едва держась на ногах, отправлялась домой.
70 
