– Да, милая. Я готов ко всему, кроме твоего отказа.
– Я согласна, Гена.
– Девушка, выходите, пожалуйста, – недовольно сказала медсестра, подошедшая делать очередной укол. – Здесь не место для долгих разговоров.
Нина наклонилась и снова поцеловала Геннадия, только теперь – в сухие, горячие губы. Этот контраст холодных пальцев и обжигающих губ заставил ее удивленно посмотреть на него. Соболев устало повел глазами, глядя Нине вслед.
Она понимала, что не оправдала надежд врача. Она не повлияла на Соболева. Напротив – она ускоряет его уход. Она убивает его, вместо того чтобы настоять на операции. Он уверен в том, что это бесполезный шаг. Иначе он схватился бы за него. Он воспользовался бы им просто для того, чтобы дольше оставаться рядом с нею. Но он отказывается, значит, она примет его выбор. Она должна быть готова к его уходу. Нина нашла в себе силы улыбнуться ему. В его глазах кроме радости теперь была благодарная нежность. Нежность любящего мужчины, которому остались лишь воспоминания.
– До встречи, Ниночка, – Соболев подмигнул ей. – Выпишусь – и под венец.
– До встречи, милый, держись.
Выйдя из палаты, она оставила на столике медсестры пакет с фруктами и заметила Загорского. Он стоял на лестничной площадке с незажженной сигаретой в руке. Он мял ее пальцами, внимательно следя за приближающейся Ниной.
– Он отказался, – подойдя к нему, сказала она. – Он тверд, как никогда. Простите, я ничего не смогла сделать.
– Я знал, но не попробовать не мог, – Владислав Николаевич развел руками. – Отличную роль отвел мне ваш муж – созерцать, как наступает смерть, и не иметь возможности противостоять ей. Он собирается писать, что отказывается от операции?
– Да, как вы и говорили.
– Удивительное дело, как вы спокойны, – поджав губы, Загорский бросил в ее сторону тяжелый взгляд. Не говоря больше ни слова, он стал спускаться по лестнице. Он явно мечтал поскорее оказаться в своем кабинете, чтобы наконец закурить. Нина поспешила за ним, но он оглянулся и удивленно поднял брови. – Что вы еще хотите?
– Халат, – недоуменно ответила Нина. Она чувствовала, что вызывает негативные эмоции у доктора, и сама спешила поскорее расстаться с ним. На сегодня было вполне достаточно.
– Ах, да. Хорошо, идите за мной.
В кабинете он посторонился, давая ей возможность самой повесить халат на место. Он закурил, продолжая внимательно разглядывать ее. Нина краем глаза заметила это и еще то, что в его глазах появилось нескрываемое презрение. Он смотрел так, как будто это она виновата в том, что Соболев умирает.
– Я не виновата в этом и не хочу его смерти, – взявшись за ручку двери, сказала Нина.
– Почему вы мне это говорите? – Загорский выпустил мощную струю дыма в сторону окна.
– Отвечаю на поток ваших мыслей, в которых мне отведена роль акулы, дождавшейся своего часа, – скривив губы в злой усмешке, произнесла Нина.
– Я редко ошибаюсь, – стряхивая пепел, заметил доктор.
– Сейчас вы это делаете.
– Не уверен.
– Не буду вас переубеждать, – рывком открыв дверь, сказала Нина.
– Не забудьте приехать за ним на такси, когда он окончательно решит покинуть больницу. Чудес не будет.
– Я знаю. Я с детства мало верю в сказки.
Нина вышла из кабинета и, опустив глаза, направилась к выходу из корпуса. Ей казалось, что все смотрят ей вслед и шушукаются, называя убийцей, хапугой, бессердечной тварью. Нина шла, чувствуя, как горят ее щеки. Они стали алыми еще с первой минуты разговора с Геннадием, но сейчас это ощущение стало невыносимым. Хотелось умыться холодной водой, погасить этот пожар, но выйти из больницы хотелось еще сильнее. Нина сбежала по ступенькам и, приложив ладонь к щеке, стала выглядывать такси. «Волга» вынырнула откуда-то, словно только ее и ждала. Оказавшись в машине, Нина облегченно вздохнула. Она не хотела думать ни о сегодняшнем дне, ни о завтрашнем. Она тупо смотрела на мелькавший за окном пейзаж и слушала музыку, которая доносилась из хрипящих динамиков. Она слышала, как знакомый голос выводит рулады, и злилась, что не может вспомнить фамилию исполнителя. Даже решила у водителя спросить, но передумала. Доехав до дома, молча сунула ему деньги и, громко хлопнув дверью, вышла из машины.
На лавочке возле подъезда сидели две старушки, особо рьяно провожавшие ее громким шепотом. Нине казалось, что они нарочно так делают: своеобразный кодекс чести. «Обсуждаем, но так, что ты сразу можешь быть в курсе. Реагировать или нет – твое дело!» Нина решила проигнорировать, как учил ее Геннадий. Поздоровавшись, она с гордо поднятой головой собралась пройти мимо, но скрипучий голос остановил ее: